Как хочется счастья! (сборник)
Шрифт:
Итак, я вошел в свою комнату и кинул на кровать сумку. В комнате никого не было, возле Лехиной койки стояли чужие вещи, и судя по ним, а также по совершенно незнакомым запахам, у меня появился другой сосед.
Кровать была застелена еще с августа, я, не раздеваясь, лег поверх одеяла и отвернулся к стене, чтобы пришедший сосед подумал, будто я сплю. Мне не хотелось никого видеть и разговаривать не хотелось, и сама мысль о том, что назавтра я должен согласно расписанию идти на лекцию, где непременно соберутся все, в том числе и поженившиеся в июне Таня с Лехой,
Вот скрипнула и отворилась дверь. Послышались чьи-то шаги, и что-то стукнулось о стол. Затем шаги приблизилися к моей койке.
– О, Вадик приехал. Ты спишь? Чего ты опоздал? – Голос был знакомый.
Из всех возможных вариантов этот был неприятен мне в меру. Я, не поворачиваясь, узнал своего соседа. Его звали Камаль. Камальчик. Он был с нашего потока. Он, в общем, парень ничего, отличный скрипач. Только немного вязкий.
– Вадик, есть хочешь? – Он тронул меня за плечо. – Девчонки полсковородки картошки отдали. Вставай, у меня еще колбаса есть. Сейчас навернем.
– Не хочу, ешь сам, – я постарался, чтобы голос казался сонным.
– Вот и у девчонок нет аппетита. – Я спиной чувствовал, как он стоит надо мной. – А ты чего на занятия опоздал? Тебя Клавина секретарша искала. Ты Таниной матери помогал?
Я ничего не понял из его слов, и, еле сдерживая желание послать соседа подальше, рывком сел на кровати.
– Чего тебе надо? С какой стати я должен в чем-либо помогать Таниной матери?
Камаль посмотрел на меня и отошел к столу. Понюхал картошку и ложкой стал есть. Я сидел на кровати и смотрел на него.
Он опять повторил:
– Хочешь? Вкусная. Только остыла немного.
– Не хочу. – Я опять лег, только теперь уже на спину, закинул за голову руки.
– Да… – Он ел и раскачивался на стуле. Губы его становились блестящими от жира и казались очень красными под черными тонкими усиками.
– Я думал, может, на правах старой дружбы… – задумчиво сказал он. – Все ведь знали, что ты к Татьяне…
У меня даже дыхание зашлось в груди от злобы. Я прошипел, чуть не плюясь слюной, как придавленная гадюка.
– Слушай, Камаль, это сугубо мое личное дело. И если ты считаешь, что я с тобой должен обсуждать, было у меня что с Татьяной…
Камальчик повел себя еще более странно. Вместо того, чтобы просто послать меня подальше и спокойно доедать свою картошку, он отодвинул сковородку в сторону и промямлил:
– Ну, ладно, не сердись, Вадик. Просто, когда такое случилось, я думал… У нас все родственники, знакомые, знакомые знакомых – все всегда приходят, когда такое…
Я опять вскочил, сел, свесил ноги с кровати и свирепо уставился в его растерянные миндалевидные глаза:
– Камальчик, впредь и навсегда: что бы, когда бы и где у этой парочки ни случилось, я к этому никакого отношения не имею! Понял? У Татьяны теперь есть муж, а у ее матери – очень продвинутый зять. Пусть они и р-р-асхлебывают все свои проблемы! – У меня даже судорога пошла по подбородку, когда я передразнивал Леху. – Я хочу просто спокойно учиться. И чтобы меня все оставили в покое! – И когда я исполнил
– Вадик, ты что, ничего не знаешь?
Но я и вправду не хотел ничего знать.
Я снова улегся на кровать, и уставился в потолок. В принципе, я, конечно, предполагал, что обожающий разные сплетни Камаль, да и многие другие мои однокурсники сейчас, в начале года, когда не появилось еще никаких других значимых новостей, снова будут перемывать косточки мне, Лехе и Тане. И, пока ехал, думал о том, как мне следует себя вести. Я знал, что Таня вышла за Леху замуж в конце июня, после окончания сессии, в то время, когда я все еще валялся в травматологии. Изредка приходившие навестить меня девчонки рассказывали (не знаю, специально ли – им хотелось посмотреть мою реакцию, – или просто так), что Танина мать устроила пышное торжество, на котором были многие из наших. Они бурно обсуждали при мне подробности, а я пытался перевести разговор на другое. Ни Леха, ни Таня ни разу не пришли ко мне в больницу.
– Вадик, дело в том… – Камаль выглядел теперь даже немного испуганным, – … они на машине разбились. Вместе. Таня и Леха.
Я ничего не понял. Я настолько ясно представлял себе высокую, сильную Лехину фигуру, его круглое, покрытое на лбу розовыми прыщами лицо, мысленно видел Таню, какой она была в тот наш последний майский вечер – в новом платье, со странной высокой прической, которая, на мой взгляд, ей совсем не шла… Что означает это странное слово – «разбились»?
– Насмерть? – Я все никак не мог это представить. Тани и Лехи больше нет.
– Позавчера. Торопились вернуться в Москву. Опаздывали на один день. Ты же Клавку знаешь? Она просто лютая по части опозданий к началу нового учебного года. Ходит по группам, лично всех проверяет. Ну, они и не стали останавливаться в дороге, чтобы поспать. Решили весь путь проделать сразу.
Я все равно ничего не понял. Машинально спросил:
– А откуда они ехали? И на чем?
– Так из Краснодара. От родителей Лехиных. Летом они где-то вкалывали, ну что-то вроде гастролей со своей программой. Ты же знаешь, сам же с ними работал. «Светит месяц, светит ясный…» – ну, все такое… Леха хвастался кому-то из наших, что заработал нормально. Родители вроде еще подкинули, он купил машину.
– Какую? «Лэндровер»? – спросил я. Как странно, мне почему-то захотелось узнать, на какой именно машине разбилась Таня. Леха всегда мечтал о большой машине.
– Не новую. Я точно не знаю, но вроде спортивный кабриолет. Они ехали с открытым верхом. Перевернулись.
Я помню, что еще посидел на постели некоторое время, тупо глядя на Камальчика. Потом встал и принялся напяливать на себя куртку.
– Ты куда?
– Никуда. – Я скатился по лестнице и выскочил на улицу. Передо мной была вечерняя Москва. Горящая огнями, сияющая машинами. Такая, какую я всегда желал, и вернуться в которую все лето боялся. Теперь она стала пуста и свободна. Я сам был в ней свободен. Холоден, зол и свободен.