Как Из Да?леча, Дале?ча, Из Чиста? Поля...
Шрифт:
– Коли пропадать собрался, - старичок отвечает, - так и нечего за сто верст мыкаться. Возьми, вон, да об камень и убейся.
– Нет, - Алешка говорит.
– Мне твой камень не нравится. Неказистый какой-то. Я себе другой приищу.
– Ну, ищи, ежели охота, - пожал плечами старичок.
– Давай, сумку-то. Соберу тебе кой-чего с собой. Кто ж его знает, когда ты этот самый свой камень отыщешь. А то, пока ищешь, не ровен час, с голоду помрешь.
– Сам же сумку с коня сымал, откуда ж я знаю, где она? Конь - вон он, а седло и прочее куда задевал?
– Вон лежит, забирай. Седлай пока.
Оседлал Алешка коня,
– Сам не ведаешь, подсказал бы хоть, у кого спросить про горы Кедроновы, - буркнул, забирая в руку поводья.
Улыбнулся старичок, к удивлению Алешкину с конем перемигнулся, хлопнул по крупу, да и отвечает:
– Не к чему спрашивать. Коли не свалишься, так вскорости там и окажешься. Удачи тебе, ежели пропадать раздумал.
Только шаг назад сделал, дрожь прошла по конскому телу. Заржал, на дыбы встал, - едва-едва Алешка оземь не грянулся, - прянул по земле, а там... Показалось молодцу, будто уходит из глаз земля, будто он уже над лесом стоячим оказался, парит, аки птица. Глаза закрыл, уже не в узду вцепился - шею конскую обеими руками обнял, дыхание сбилось... Только вдохнул, так сотрясло, - снова едва не вылетел. То есть нижней-то половиной поначалу вылетел, а потом опять ка-ак обратно в седло шмякнется!..
И пошло: то вылетит, то шмякнется, то вылетит, то шмякнется. Уж кого только в голос не вспомнил, не помогает - вверх-вниз, вверх-вниз... Вот потеха будет, ежели углядит кто, как он скачет. Тогда в город родной лучше не показываться. Да что там в город - на краю земли не спрячешься, насмешками изведут.
...Долго ли, коротко ли, это так в сказке говорится. А для Алешки даже если и коротко, то все одно долго. Он, когда конь на трусцу перешел, мешком свалился. Ежели есть кто рядом - подходи да бери голыми руками. Тело болит все, ровно батогами лупцевали, особенно сзади. Будь в мехе не вода, а молоко, оно бы, наверное, в масло сбилось.
Поначалу на четвереньки поднялся, а там и на ноги. Стоит, в три погибели согнувшись, кряхтит, ровно в бане, руки пониже спины положил. Выпрямился-таки. Осматриваться принялся.
Лес как лес, ничего особенного. Сосен побольше, посветлей да посуше, чем у них возле города. Где мох, где трава, шишки валяются, сучья... Птицы трещат. И конь стоит. Евойный. Будто ни при чем, что молодца так скрючило, а так, попастись вышел. Куда завез?.. Ну, сам завез, сам пущай и вывозит.
Только было шаг сделал, чуть не упал, так больно. Оглянулся по сторонам, - так, на всякий случай, - поднял палку, оперся на нее и заковылял. Ни дать, ни взять, бабушка-вековушка. К коню своему заковылял, за седло зацепиться.
Ан тот выждал, как Алешка поближе подобрался, и тоже несколько отошел. Отошел, снова остановился, голову повернул, будто за собой зовет. Чего и ожидать от коня колдовского? Сколько он там, в порубе, простоял, спамши-то?
Так и идут. Сначала - конь, а Алешка позади него ковыляет. Богатырь ростовский. Про то, какие злыдни могут ожидать его в тереме Кедроновом, - ежели, конечно, он в нужное место попал, - и не думает. Добраться бы, а там поглядим. Добраться же нелегко будет. Передохнуть бы малость, так ведь конь окаянный все идет да идет. Словно не отмахал верст эдак... Сколько же он отмахал-то?
Долго ли, коротко, а коли и коротко, так все одно - долго, показался промеж деревьев просвет. Поляна какая, должно быть. Оказалось же...
Вышел Алешка из лесу, и аж распрямился от удивления. Палку из руки выронил, глазеет, не в силах глазам своим поверить. Он и в самом деле в горах очутился. Ближние, не то, чтоб высокие, потому как лесом поросли, а за ними - сплошь громады каменные, одна выше другой. Утес на утесе, а в самой вышине - снег лежит. Некоторые же, должно быть, в самое небо упираются, потому как облаками закрыты.
Перед ним - площадка ровная, на площадке же - не терем, теремище!.. Ежели с их избой сравнивать, так вдоль одной стены с десяток изб уместится, с другой - поменее, может, шесть-семь. В высоту же, пожалуй, поболее башен городских будет. Крепко сложен - бревнышко к бревнышку, все на солнце золотом горят. Клетей же, переходов, башенок, лестниц, - и всё резьбой предивной изукрашенных, - не сосчитать. Еще бревна видны, стены снаружи подпирающие.
Стоит Алешка, слева - пень огромадный, выше его роста, справа - камни из земли торчат, такие же размером. А прямо перед ним вроде как дорожка еле-еле различимая, к крыльцу резному ведет. И иной какой дорожки не видать. Площадка эта ровная, должно быть, колдовством каким сделана, ибо так кажется, будто кто мечом верхнюю часть горы, али там пригорка, ровненько так смахнул, чтобы терем поставить.
Что Кедронов терем, про то спору нету. По чести - так и спорить не с кем. Эдакую красоту да в таком месте никакому человеку выстроить не под силу. Даже не верится, что здесь где погибель таится может. Правда, старичок не говорил про погибель, он сказал - добыть тяжко будет, что иному богатырю не под силу окажется... Ямы тут, что ли, волчьи, понакопаны, али иные какие ловушки? Так-то посмотреть, ничего такого не видно. Вот, к примеру, камни. Обычные себе камни, не люди какие заколдованные. И вот еще мир в воздухе разлит, то есть, никакой опасности не ощущается. Может, в этом-то и дело? Ты ее не ждешь, а она как выскочит откуда-нибудь, чуда-юда огромадная, да вмиг и заглотит. Хотя, ежели она одними странниками захожими питалась, так уж давно бы того... Он бы без коня своего сюда ни жизнь не добрался. Кстати, и конь себя смирно ведет, тоже ничего плохого не чует.
Сунулся Алешка затылок почесать для пущей раздумчивости - шлем мешает. Эх, была - не была. Сколько раз на авось выезжал, глядишь, и на этот раз вывезет.
Ковыляет к крылечку резному, по сторонам поглядывает. Меч попробовал, свободно ли выходит. Ан, сердце подсказывает, коли и таится в тереме что, мечом с ним не совладать.
Со всех сторон обошел, обсмотрел. В одну сторону, в другую. Нет, ничего не видать. Хотел по бревну к окошку подобраться, - не удалось, съезжается. Пришлось на крыльцо возвращаться. Нарочно топал, по ступеням подымаясь. Топнет, остановится, прислушается. Может, есть кто внутри. В дверь постучал. Приоткрыл. Подождал. Настежь распахнул. Окликнул, - выходи, мол, ежели живой хозяин имеется. Потом подумал, не то сказанул. С духом собрался, через порог переступил и тут же поклонился поясно: "Дядюшка домовой, прими на постой". Сказал, и сразу вроде отлегло немного. Потому как не гукнуло, не полетело в него ничего, и вообще, тихо-мирно. Уже хорошо. Теперь, коли что не так, можно хозяина на помощь звать.