Как Из Да?леча, Дале?ча, Из Чиста? Поля...
Шрифт:
– Как, ты говорил, гостя твоего кличут?
– толкнул в бок Ивана.
– Митряем?.. Слышь, мил человек, - обратился он к прохожему, обогнавшему их на дороге. Они на конях, он - пешком, и - обогнал.
– А вот такой Митряй-купец, знаком тебе?
– Знаком, не знаком, - буркнул, остановившись, тот, - тебе за какой надобностью?
– От князя киевского мы, с поручением, - важно ответствовал Алешка.
– Так знаком, али нет?
– Вижу, что от князя, - ухмыльнулся тот.
– От самого что ни на есть киевского. А только опоздали вы, с вашим князем... Езжайте лучше обратно... в Киев.
Ничего не понял Алешка. Куда это они опоздать могли, коли никуда особо не торопились? Так и сказал любечанину.
–
– Оно даже и к лучшему, что не торопились... Митряя же... кто ж его не знает? Вон там его терем, - рукой махнул и дальше себе подался.
– Эй, погоди-ка!
– Алешка окликнул.
– Там-то оно там... Узнать как?
– Сразу и узнаете. Ежели мимо не проедете...
Чудной какой-то, право. Мимо не проедете. Как же не проехать, если впервой здесь, и куда ехать - совсем даже и непонятно? Ан и вправду не проехали.
Терем Митряев один такой на весь город, должно быть, и есть. Да нет, больше бери, где ни носило Алешку, а и близко похожего не видывал. Сколько уж там гривен гость ухлопал, и не сосчитать, наверное, а вышел у него терем на загляденье, любо-дорого посмотреть. Знатных мастеров пригласил, они ему такое чудо возвели, все резьбой покрытое, будто из сказки какой. Глаз не отвести. В таком тереме только Василисе Прекрасной жить, а не гостю. Внизу, у земли самой, цветы диковинные вырезаны, а промеж них - звери заморские бегают. Вверху - небо, с солнышком, да звездами, да месяцем, да птицам чудными. И ставенки-то изукрашены, и крылечко, и колодец надворный. В общем, Алешка сразу решил себе такой же завести, как только случай представится.
Спешились возле ворот, он Ивану сразу и сказал.
– Ты, - говорит, - главное - молчи и не встревай. Сам беседу вести стану, а не то - напортишь невзначай.
– Это кто это напортит? Я, что ли?
– Иван вскинулся.
– Чего это ты мне рот затыкаешь, а?
– Сам меня в дружки выбрал, - Алешка ему, - вот и слушайся теперь. Потому, где ж это видано, чтобы жених вместо дружки речи вел?
Присмирел Иван. Это Алешка правду сказал, нигде такого не видно.
Только собрались в ворота стукнуть, ан они сами и распахнулись. То есть, не сами конечно, Митряй распахнул. В том, кто перед ними, обознаться сложно. Что ж они, гостей никогда не видали? Гостя - его сразу видно. И по речи, и по ухватке, ну, и статью особой отличен. Потучней прочих будет. Тоже вот вопрос - откуда такое берется? Вроде и в разъездах все время, и сколько напастей на пути попадается, а возьми любого, - что твоя квашня. Нет, конечно, встречаются и среди них такие, что не в коня корм, но мало.
– Поздорову будь, хозяин ласковый, - сказал Алешка.
– Ты уж извини, что потревожили. Не подскажешь ли, где здесь Митряй-купец проживает? Сами-то мы не местные, а у тебя терем таков, что мимо не проедешь. Прямо заглядение.
– Чего ж... Смотри, коли нравится. За погляд денег не берут. А Митряй, он вам за какой надобностью?
– За такой, что только ему и скажем.
– Так и говорите, что за дело. Я Митряй и есть... Сами-то кто будете?
– Мы-то?
– Алешка отвечает.
– Мы - богатыри киевские, от самого князя стольного посланные.
– Так уж и богатыри?..
Усмехнулся Митряй, хотел еще что-то сказать, ан тут, на беду, Иван встрял.
– А то? Не веришь, что ли?.. Да я что хошь... Вот, к примеру, есть у тебя подкова? Неси сюда, я ее враз сломаю!.. Десять есть? И десять неси!.. Ни одной в живых не останется!..
Видит Алешка, у Митряя рот округляться начал, взял, да и наступил изо всей силы Ивану на ногу, чтобы помолчал.
– Чего еще?
– это Иван вдруг на Алешку напустился.
– Улицы тебе мало, что ты мне все ноги отдавил?
И такой это вид у Алешки сделался несчастный, что пожалел его Митряй.
– Ну, - говорит, - коли по делу, да от самого князя киевского, да еще подковных дел мастера, милости прошу в горницу. Чего нам тут, у ворот, беседы вести? Коней вон работникам отдайте, присмотрят.
Повернулся, к терему пошел. Алешка, вздохнув, за ним. Иван позади пристроился. Идет, и бормочет под нос.
– Подумаешь, подкова... Я, ежели что, так и терем по бревнышку раскатать смог бы... Даром что расписной... Да и этот хорош... Надо было другого кого в товарищи звать. Совсем глаз нету, раз не видит, куда ступает... Как только на коне держится... Хотя, может, на коне ему как раз и удобнее, - не своими ногами идет...
Треснуть бы ему по шее, а только такого треснешь - окромя как руку отбить, никакого проку не будет.
Зашли в горницу. Хозяин гостей, как водится, за стол усадил, потому как, понятное дело, прежде чем о поручении княжеском разговоры вести, накормить-напоить посланцев надобно. Особенно этого, который подковы гнет. Больно насупленный какой-то. А хлеба-соли отведает, так, может, и подобреет. Только и спросил, пока на стол подавали, как звать-величать.
– Алешкой меня звать, по батюшке - Григорьевичем, - тот отвечает, который кто в тереме живет, спрашивал.
– А товарища моего - Иван, сын Годинович. Ты, хозяин, не сумлевайся, мы богатыри самые настоящие...
– Вот и покажите, что настоящие, - улыбнулся хозяин, разводя руки над богато накрытым столом.
Чего ж не показать? Богатыри киевские к рати застольной столько же привычны, сколь и на поле супротив басурмана. Алешка к себе осетра подвинул, Иван - птицу какую-то, хозяин - зайца, - это только для начала, - и пошла потеха. Лопают, ровно взапуски. Приостановятся, дух перевести, кваском хмельным съеденное сверху зальют, и опять мечут. Правда, чем дальше, тем чаще дух переводится. Слуги, что к столу подают, с ног, должно быть, сбились, квас с ледника таскаючи. А там, глядишь, слово за слово, и разговор завелся. Вот только понимания между ними никакого нету, потому что каждый о своем говорит. Алешка поначалу по сторонам поглядывал, не покажется ли где дочь Митряева, а потом напрямую спросить решился. Ан хозяин про гостьбу речи ведет, про барыши, у кого где что купить подешевле можно, и куда это везти надобно, чтоб продать с выгодой. Иван же - и того пуще. Мычит чего-то, и не поймешь: то ли песню поет, то ли сказку сказывает. А как еще ведерко хватили, так тут уж, кроме как об делах, и говорить не о чем. Вспомнилось хозяину, будто гости его с поручением от князя прибыли, вот и пристал как банный лист. Вынь ему да положь, что это за наказ им к нему даден. Ежели ладьи какие с товаром куда гнать, так это он завсегда пожалуйста. Он, хотя дальше Нова города не поднимался, но коли надобно, в какое угодно царство готов, хоть на север, хоть на юг. Или вот, про терем расписной князь наслушался, такого же захотелось, так и мастеров найдет. Потому, понятное дело, негоже князю без терема расписного.
Иван, к счастью, задремал, Алешка же - все никак речь Митряеву оборвать не может. Тот как взялся считать, сколько гривен на работу ушло, сколько - на дерево, сколько - мастерам на содержание, еще на что-то, - не остановить. Глядит, у Ивана из-под ворота рубахи краешек грамотки выглядывает, где князь волю свою отписал. Выпростал, хозяину протянул. Сам, мол, гляди, в чем поручение княжеское. Нашел, как говорится, время и место. Крутит Митряй в руках грамотку, не знает, с какой стороны смотреть. Ему, небось, пятерня десятериком сейчас мнится, а Алешка ему - грамотку. Так таращился, и эдак, - никак не выходит. Ты мне лучше на словах передай, молвит, наконец, а прочитать и завтра успеется. Здесь чужих нету, никуда грамотка не денется.