Как мы предавали Сталина

Тухачевский Михаил Николаевич

Второй вариант: кровь Тухачевского попала на еще незаполненный бланк протокола его допроса во время избиения с целью получения «признательных» показаний. Согласитесь, ни один следователь, если он не находится в состоянии, исключающем возможность отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими, не будет записывать такие показания на бланке протокола, на котором кровь Тухачевского – доказательство его избиения.

Идем дальше за следователем. Закончив расследование, он формирует материалы дела для подшивки в определенном порядке. Особое внимание при этом, естественно, обращается на протоколы допроса, в которых зафиксированы «признательные» показания Тухачевского. Опять же, только упомянутым выше состоянием

следователя можно объяснить тот факт, что он подшил в дело «окровавленный» протокол допроса Тухачевского, а потом дело с этим протоколом передал своему начальству для направления его прокурору, а затем в суд.

* * *

Из упомянутой выше справки усматривается, что с протоколами допроса признавшего свою вину Тухачевского знакомился Нарком внутренних дел Ежов. Думаю, Вы согласитесь с тем, что Ежов не допустил бы «присутствия» в уголовном деле этого протокола – тем более что еще 29 мая Тухачевский при допросе Ежовым признал свою вину.

В справке указано: «Сталин повседневно занимался вопросами следствия по делу о «военном заговоре». Получал протоколы допросов арестованных и почти ежедневно принимал Н. И. Ежова». Сталина, естественно, в первую очередь интересовали показания организатора «военного заговора» маршала Тухачевского, признавшего свою вину. Конечно же, ему были представлены и показания от 1 июня. Но, согласитесь, на протоколе допроса тогда не могло быть крови.

С 1 по 4 июня, – указывается далее в справке, – дело Тухачевского и др. рассматривалось на расширенном заседании Военного Совета при наркоме обороны СССР с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б). Все его участники были ознакомлены с показаниями Тухачевского. Конечно же, и с протоколом его допроса от 1 июня. И тогда, согласитесь, на этом протоколе не могло быть крови. 2 июня 1937 г., – указывается в справке, – выступивший на Военном Совете Сталин, сославшись на показания арестованных, в т. ч. и Тухачевского, сделал вывод, что он был одним из военных руководителей военного заговора против Советской власти. Не мог, согласитесь, Сталин ссылаться на показания Тухачевского от 1 июня, если бы на протоколе его допроса была кровь. Значит, по состоянию на 2 июня этот протокол еще не был «окровавлен».

9 июня при допросе Прокурором Союза СССР Вышинским и помощником Главного военного прокурора Суббоцким Тухачевский признал свою вину. Прокурорскими подписями на протоколе его допроса, как указывается в справке, была подтверждена «достоверность» показаний Тухачевского на следствии. Понятно, Вышинскому и Суббоцкому были известны показания Тухачевского от 1 июня. Значит, и по состоянию на 9 июня протокол допроса Тухачевского еще не был «окровавлен».

В тот же день Вышинский подписал обвинительное заключение. В этом итоговом документе предварительного следствия, как вам известно, приводятся показания обвиняемых. Следователь не мог не сослаться на протокол допроса Тухачевского от 1 июня. Раз он сослался на этот протокол, значит, он еще не был «окровавлен».

10 июня состоялось подготовительное заседание Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР, вынесшего определение об утверждении обвинительного заключения и предании суду Тухачевского и др. Наверное, Специальное присутствие не утвердило бы обвинительное заключение и не предало суду Тухачевского, если бы на протоколе его допроса была кровь. Значит, и 10 июня этот протокол еще не был «окровавлен».

11 июня дело было рассмотрено. После зачтения обвинительного заключения все подсудимые, в т. ч. и Тухачевский, признали себя виновными. Согласитесь, Тухачевский, несомненно знавший, какая мера наказания ему грозит, не мог не заявить в суде, что «признательные» показания он дал после применения в отношении него мер физического воздействия при допросе 1 июня. Он не мог не видеть крови на протоколе допроса, т. к. он этот протокол

подписывал. Раз видел этот протокол и не сказал, что на нем была его кровь, хотя должен был бы об этом сказать – значит, там крови не было. Такова логика фактов…

Особое значение этот факт (кровь на протоколе допроса Тухачевского) приобретает в связи с тем, что он является единственным приведенным в указанной справке и в определении Военной коллегии Верховного Суда СССР от 31 января 1957 г. доказательством применения незаконных методов следствия в отношении Тухачевского. Другие доказательства применения незаконных методов следствия, перечисленные в определении коллегии и в заключении, которое в заседании коллегии дал зам. Главного военного прокурора Терехов, никакого отношения к Тухачевскому не имеют…

* * *

Итак, кровь на протоколе допроса Тухачевского – единственное доказательство применения к нему мер физического воздействия. Доказательство того, что, как указано в определении Военной коллегии от 31.01.1957 г., дело по обвинению Тухачевского было сфальсифицировано.

Кто же сфабриковал это доказательство? Несомненно, Прокуратура СССР при расследовании в 1956 г. вновь открывшихся обстоятельств (кровь на протоколе допроса Тухачевского) выясняла этот вопрос. Прежде всего был допрошен следователь, которому Тухачевский, как считается, дал «признательные» показания в результате применения мер физического воздействия. Были допрошены также и др. имевшие отношение к расследованию дела Тухачевского работники НКВД по вопросу о происхождении крови на протоколе допроса Тухачевского.

Никто из них, конечно, не дал показаний о том, что его избивали. Все они в один голос заявили, что на том протоколе никакой крови в 1937 г. не было. Протоколы их допроса к материалам расследования вновь открывшихся обстоятельств не приобщены. Именно поэтому в справке и в заключении Терехова об этих показаниях ничего не говорится. А это тоже фальсификация материалов реабилитации Тухачевского. Понимали это и члены Военной коллегии, сославшиеся в определении о прекращении дела Тухачевского на «окровавленный» протокол его допроса. Понимали, а прекратили. Так надо было тогда поступить.

Кому это было надо? Хрущеву, организатору кампании по дискредитации Сталина. Для него в то время фабриковались такие реабилитационные материалы, обнародованные им потом в сенсационном докладе 25 февраля 1956 г. на XX съезде КПСС и в многочисленных выступлениях после съезда, в которых он обвинял Сталина в организации незаконных репрессий и приводил факты применения по его указанию насильственных мер к невиновным людям.

Почему же Хрущев в своих выступлениях не назвал самого сенсационного факта – кровь на протоколе допроса Тухачевского как доказательство его избиения с целью получения «признательных» показаний по указанию Сталина? Здесь могут быть две причины:

Первая. Те, кто снабжал фактами Хрущева, понимали, что эпизод с «окровавленным» протоколом допроса Тухачевского, как говорится, шит белыми нитками. Потому, во-первых, что «куда-то делись» протоколы допроса следователя, «избивавшего» Тухачевского, и др. ответственных работников НКВД, которые отрицали наличие крови на том протоколе. Об этих протоколах мог спросить Хрущев или его помощник по реабилитации (конечно же, грамотный юрист), если бы им «подбросили» этот факт.

Во-вторых, на поверхности лежал еще один вопрос, которым Хрущев или его помощник могли заинтересоваться: чем доказано, что кровь на протоколе допроса его, Тухачевского, кровь? И, в-третьих, – чем доказано, что эта кровь попала на протокол допроса Тухачевского в 1937 г., когда его «избивали», а не в 1956 г., когда готовились материалы для его реабилитации? На эти вопросы «почему-то» нет ответов в заключении судебно-медицинской экспертизы от 28 июня 1956 г., на которую сослались Прокуратура и Верховный Суд СССР…