Как не умереть дважды
Шрифт:
Морис согнулся, и я по-дружески огрела его по спине несколько раз, пока он не закашлялся, извергая на землю обслюнявленную квакушку. Она надулась, моргнула и с обиженным урчанием поскакала по своим делам.
– Какого… – начал Морис, и тут что-то холодное и тяжелое свалилось мне на голову.
Дождь превратился в обстрел земноводными, и хоть лягушки – это вам не пауки, приятного все равно мало. Мы побежали на поиски укрытия и, толкаясь, ворвались в скромно притулившуюся в кустах каморку с садовым инструментом. Морис захлопнул деревянную дверь и перевел дух.
– Не помню такой погодной функции.
– Потому что ее там не было, – ответила я, шумно дыша. Проверила, не застрял ли кто в прическе, но змеи и сами прекрасно о себе заботились, и, похоже, лягушки им понравились. Пока мы бежали, моя шевелюра активно вытягивалась к каждой пролетающей мимо земноводной и хищно шипела. А потом случилось то, чего я опасалась больше всего. Одна из зеленошкурых все-таки угодила в ловушку. Змейка дотянулась до добычи, и несчастная лягушка исчезла внутри моих волос. На голове началась настоящая вакханалия.
– Морис убери ее! Ее сейчас сожрут!
Кракен вздохнул, ему совершенно не хотелось лезть в эти убийственные дебри, но что ради подруги не сделаешь.
Он успел пару раз увидеть отчаянно прыгающую лягушку, а потом вздохнул еще тяжелее и отстранился.
– Достал?
– Увы, я могу прочитать заупокойный молебен, если тебе это поможет.
– Фу!
Осознание, что моя голова теперь фарширована лягушатиной, чуть не привело к печальному событию. К горлу подкатил ком, я неловко повернулась и сбила плечом садовые грабли. Морис едва успел закрыть лицо, и металлические зубцы царапнули бархатный рукав.
– Осторожнее, не оставь меня без глаз, придется тогда ориентироваться на ощупь.
Он растопырил щупальца, защищаясь от возможной угрозы со стороны тяпок и секаторов, а я в это время пыталась осмотреться практически в полной темноте.
– Жабопад закончился?
Морис приоткрыл дверь и тут же захлопнул.
– Неа, влило как в тропиках.
Я уже и сама услышала смачные шлепки по крыше. Знать бы, что это за аномалия такая, устроила бы локальный ливень над кроватью Мии, за все хорошее.
– Что за кровожадная улыбка? – насторожился Морис.
Я загадочно промолчала. Пугай своих, чтобы чужие заикались.
В кладовке было тесно, темно и скучно, Морис подпирал дверь, а я чувствовала спиной острые выступы мало знакомых мне инструментов, отчего все сильнее хотелось почесаться. Я начала нервно переминаться с ноги на ногу в попытках облегчить свою участь. Лягушачий дождь и не думал заканчиваться. Я вздохнула и чуть сместилась.
– Не вертись, а то… – предупредил Морис, но немного опоздал. Я почувствовала, как то, что упиралось мне в поясницу, поддалось напору и вдавилось в стену. И это точно не к добру.
По полу прошла трещина, и он раскрылся внутрь, втягивая нас в черноту неизвестности. Морис взвизгнул по-девчачьи, падая на меня сверху, и мы приземлились вместе, но спину отбила только я. Кругом сплошная несправедливость.
– Ты как? – прохрипел мне на ухо Морис. Я спихнула его с себя и со старческим кряхтением села.
– Позвоночник не осыпался. Где это мы?
Пол-потолок снова стал цельным, отрезав нам путь к спасению, но вопреки всему в месте, куда мы свалились, было светло, если можно назвать светом зеленоватое мерцание настенных ламп, похожих на факелы.
– В камере пыток, полагаю?
Я тоскливо проследила за взглядом Мориса и мысленно согласилась. Помещение было небольшим, с парой арочных ниш, забранных решетками, со стен свисали цепи и кожаные ремни. Я добралась до стоящего по центру стола, но он был самым простым, деревянным, грубым, а на нем – доска для вейцзы, я ее узнала.
– Рита, – голос Мориса вдруг стал тонким и пронзительным, – посмотри, на чем я стою?
Я опустила взгляд и дернулась: вычурные туфли кракена попирали распотрошенную тушку большой лягушки, заключенную в некое подобие пентаграммы.
– Рита, там кровь, да? Это точно кровь? – Морис позеленел до цвета мерцающих вокруг фонариков.
– Да нет там ничего, – не очень бодро соврала я, надеясь, что темные потеки по краям пентаграммы – всего лишь грязь. Просто бордовая грязюка, похожая на… Под взглядом Мориса я быстро сдалась: – Да, черт возьми, это действительно кровь. Ты что, испугался?
Вот уж не думала, что наш дерзкий кракен боится крови, хотя в данных обстоятельствах я могла его понять.
– Да я не крови боюсь, а этой дурацкой пентаграммы! – взвыл Морис. – Какой идиот ее рисовал? Почему три руны нечитаемы? А круг? Да это скорее квадрат, а не круг! Ты знаешь, что случается, если неправильно провести даже самый безобидный из кровавых ритуалов?
– Нет…
– Я тоже! Потому что результат невозможно предсказать.
До меня медленно начинало доходить, в какую очередную заварушку мы случайно угодили, точнее, свалились.
– И что теперь будет? Это же не мы разрушили заклинание? Мы же только пришли. Морис, да не молчи ты! Для чего вообще рисуют такие знаки?
Морис зябко повел плечом.
– Ну, обычно призывают демонов.
Блин, лучше бы не спрашивала!
Меня затрясло, и виной тому, как это ни прозаично, был дикий холод. Неизвестный подвал, неправильная пентаграмма – кто знает, какой демон к нам пожалует на такой кривой призыв.
– Вспоминай, энциклопедия ходячая, кого призывают, принося в жертву лягушку? – Голос сорвался на шипение. Да мы замерзнем раньше, чем кто-то пожалует. Я тогда не камнями будут кидаться, а сосульками.
– Нашла демонолога со стажем, – огрызнулся Морис и принялся стаскивать с себя камзол.
– Что? – оживилась я. – Придумал способ, как это остановить?
И мне на плечи упала тяжелая бархатистая ткань. Морис неловко кашлянул в кулак и отвернулся, якобы заинтересовавшись обстановкой, а я почувствовала себя дурочкой.