Как огонь от огня
Шрифт:
– Да что ты, кум! – Женщина всплеснула руками. – Ну, девку берегини могут заплясать до одури, это бывает, что и себя забудешь. Но неужели я-то свою племянницу не узнаю! Да разве я хоть одну девчонку со всей Капельской Лады не узнаю? Нет, кум, не твоя это.
– А моя куда же тогда девалась? – Звяга безнадежно огляделся, точно надеялся, что его старшая дочь сейчас вдруг возьмет и покажется прямо посреди пустого поля.
– Увели куда-нибудь, до Купалы не дотерпели! – Былятиха не очень встревожилась, потому что такие исчезновения вопреки порядку и обычаю время от времени случались. – Дело молодое.
– Да что-то не верю я… – Рыжий Звяга почесал в затылке. – Она у меня разумница – не стала бы так…
– Лада велит – никакой разум не поможет. Ну, ищи, кум, Попутник тебе в помощь!
В угодьях Неревичей она сразу принялась расспрашивать, где найти Иверенева сына Искрена, и вскоре обнаружила его на одном из полей, где сеяли ячмень. Поговорив со старшими о приметах на урожай, Былятиха отозвала парня в сторону и зашептала, старики понимающе ухмыльнулись. Они знали, что у самой Былятихи дочерей нет, но не сомневались, что она пришла спрашивать ответа за разорванный венок какой-то из племянниц. А Искрен, к которому, бывало, приходили с такими разговорами, был удивлен, взволнован, встревожен. Кончилось тем, что он попросил у отца позволения пойти с Былятихой к Лютичам.
– Зачем? – удивился Иверень.
– Невесту смотреть! – ответил ошарашенный парень.
– Да только что ведь всех пересмотрел!
– Этой, батюшка, еще не видел. А надо посмотреть!
– Ну, иди, раз надо! – Иверень развел руками. – Дело молодое…
Когда Былятиха с парнем вошли, Гостейка сидела на скамье возле окошка. Проворная Былятиха перед уходом успела раскроить ей новую рубашку и посадила было шить, но оказалось, что ее приемная дочь не умеет держать в руках иголку. Зато все в доме было прибрано, посуда вычищена, и трава на полу благоухала свежестью, точно была сорвана только что.
– Ах, умница моя! – воскликнула Былятиха. – Ты и за травой за новой сходила! Когда же успела! Вот, гляди, какая у тебя жена будет проворная!
Она обернулась к Искрену, а он смотрел мимо нее на девушку.
– Я за новой не ходила, это та же все… – прошептала та, тоже глядя на парня.
А он молчал, не зная, что сказать. Такой красоты он не то что не видел, а даже вообразить не мог. Высокий стройный стан, белое лицо, яркие синие глаза… Живой румянец щек и губ… Он подошел ближе, как во сне, и взял ее за руку. Рука была живой, теплой, мягкой, как у всякой девушки – даже слишком мягкой, будто не знакомой ни с серпом, ни с косой, ни даже с веретеном. Она совсем не напоминала гладкий и прохладный лист кувшинки. И теперь он мог отчетливо разглядеть каждую черту ее лица. Это лицо казалось ему новым, незнакомым, и только какое-то глубинное чувство говорило ему, что они уже встречались. Он не знал, кто перед ним. Берегиня, дочь ночных туманов, не могла быть такой.
– Вот я пришла к тебе, – прошептала она так тихо, чтобы услышал он один. – Люблю тебя, желанный мой, ради тебя на все готова. Бросила я мой дом, моих сестер, все бросила, теперь только ты мой род и только с тобой мой дом. И лента невестина у меня теперь есть, и… дух живой у меня есть. И в сердце моем только ты.
Искрен молчал. Она говорила то же самое, что он слышал от берегини, но перед ним была живая девушка. Да может, это и правда девица из далекого лесного рода, а берегиня просто морочила его?
– Теперь возьмешь меня в жены? – спросила она.
– Возьму, – ответил Искрен.
Он не знал, кто она, но и не хотел знать. Перед ним стояла сама любовь, и теперь он понял, что ее-то он и ждал все это время.
Прошел еще день. Былятиха хозяйничала вместе со своей новой дочкой и подмечала все новые странности. Шить или ткать Гостейка совершенно не умела, иголку сразу роняла, не привыкнув держать в пальцах такую маленькую вещь, печной ухват вызывал у нее смех и недоумение. Зато горшки и кринки становились безупречно чистыми, стоило ей только к ним прикоснуться. Трава, цветы и березовые ветки, наломанные в начале русальей недели, у всех уже повяли и доживали последний день, а в доме Быляты они оставались совершенно свежими, как будто их только что принесли. На третий день Гостейка расчесывала волосы и заплетала косу уже сама; но гребень после нее оказался влажным, а под лавкой, где она сидела, Неугомон нашел два блестящих «зернышка» и принес их матери. Это были крупные белые жемчужины, которым, конечно, неоткуда было взяться в простой полуземлянке.
Но женщина молчала, стараясь даже не думать о том, что все это значит. Макошь пожалела ее, соткала для нее дочку из весенних цветов, и Былятиха полюбила ее так, как если бы и впрямь родила ее и растила семнадцать лет. На другой день Искрен опять приходил, не в силах хотя бы день прожить вдали от такой красоты, и тайком наставлял ее, сидя под березой:
– Когда Купала будет, все парни и девки опять в рощу пойдут, где березы завитые. Там пойдут хороводом и будут по двое к венку подходить и через него целоваться. Так ты смотри, будут тебя другие звать, ты не ходи, пропускай других вперед и жди меня. Я тебе через венок кольцо дам. А ты мне платок – и значит, мы тобой обручимся. Поняла?
– Поняла! – Гостейка кивала. – Я ни с кем другим и не хочу, я к тебе одному пришла.
Искрен был задумчив, но помалкивал, и только, встречаясь ним взглядом, Былятиха видела в его глазах понимание. Чего тут не понять, дескать? Совсем они дикие, эти Лешии, никакого разумения… А если что-то было и не так, совсем не так… А кому какое дело до этого?
Но пока можно было не беспокоиться: Гостейка всем очень нравилась. Девушки Лютичей уже все как одна гордились дивной красотой и чарующим голосом новой сестры: они научили ее двум-трем песням, и никто не мог петь их так красиво, как она. Поэтому утром седьмого дня на русальей неделе, когда пора было выбирать додолу, [2] никто и не сомневался, кому ею быть.
2
Додола – от имени богини дождя Додолы, девушка, исполняющая роль богини в обряде заклинания дождя.
Что такое додола, Гостейка не знала, но когда ей объяснили, все поняла отлично.
– Для дождя! – сразу сообразила она. – Да, конечно! Это я могу, это я умею!
– Тебе ничего и делать пока не нужно, мы будем петь, а ты просто ходишь и вертишься! – наставляла ее Зорница, которая сама в прошлом году была додолой. – А там дальше мы тебя научим.
– Вот увидите, наша додола будет самой главной! – уверяла Жилятина внучка, Резвушка.
– А никто и не сомневается! – отвечала ей Пригляда. – Нашей додоле ни одна из куделинских или неревинских и в подметки не годится.
– А Грозовым Соколом неревинский Искрен будет! – посмеиваясь, добавила Полуница.
– А что это – Грозовой Сокол? – спросила Гостейка, но девушки уже потянули ее вон из дома, и никто не ответил.
Ее повели к речке, протекавшей под обрывом холма, на котором стояло огнище. По пути туда им встретилось несколько мужчин: один нес на коромысле два ведра с водой, другие везли сразу несколько ведер на волокуше. Завидев девушек, все весело махали им и кричали что-то задорное.
– Пошевеливайтесь, а то опоздаете! – отвечали им девушки. – Уже вот-вот пойдем!