Как открывали мир. Где мороз, а где жара(Из истории путешествий и открытий)
Шрифт:
Скорость по-прежнему нарастает. Льдина уже просто несется, тринадцать километров в сутки — не шутка! И по пути она неуклонно уменьшается.
3 февраля впервые выглянуло солнце, как раз в это время морозец сковал льдину. Все повеселели. Старая палатка на гагачьем пуху порвалась, ее решили заменить снежным домиком — иглу. В новом домике было совсем сухо, и зимовщикам он показался сущим раем. Вот любопытно, как сама природа подсказывает людям лучший вид жилья. В Гренландии, где нет деревьев, эскимосы всегда строили иглу, иногда обширные и комфортабельные, этакие снежные дворцы, освещаемые жировыми лампами.
Через несколько дней зимовщики впервые увидели на горизонте горы. Гренландия! А еще немного спустя вахтенный Кренкель разбудил товарищей
Полярная станция «Северный полюс-1», «СП-1», сделала свое замечательное дело.
С тех пор исследования высоких северных широт ведутся на дрейфующих льдинах. Люди теперь живут не в палатках, а в домиках со всеми удобствами, с лабораториями, с электрическим светом, так как ветряки заряжают аккумуляторы. Сколько уже насчитывается этих ССП? Много. Больше двух десятков. Именно на станции «Северный полюс» было сделано замечательное открытие, самое крупное из всех: подводный хребет, который получил название хребта Ломоносова. Может быть, пока пишется книга, мы услышим о новых открытиях. В добрый час!
Царь арктических пустынь
Один из членов царствующего дома северной арктической пустыни решил, что ему пора отправиться на охоту. В его царских закромах было пусто. Он сел на свою царственную яхту — на льдину — и отправился в плавание. Место, где сейчас вероятней всего он найдет больше дичи, ему было известно, и туда он держит курс!
Этот царь — белый медведь, огромный красивый зверь, его часто называют царем Арктики, потому что он здесь самый сильный, а раз так, то все ему подвластно. Он никого не боится, может быть, только человека с ружьем. Немало его собратьев пало жертвой этих странных существ, которые неизвестно зачем приходят в его владения и даже чувствуют себя в собственном его, медвежьем, царстве достаточно уверенно.
Царь арктической пустыни хорошо знает законы Арктики. Зимой и летом бродит он среди льдов и по ледяным островам, разыскивая добычу. Песцы? Нет, они, пожалуй, слишком для него малы. Другое дело — тюлень. Этот огромный зверь, если ветер дует не в его сторону, позволяет подойти к себе просто вплотную: он, бедняга, плохо видит.
Нансен часто рассказывал, как. тюлени подплывали к ним, когда они с Иогансеном ставили палатку у воды, и «пялили на них глаза». Наверное, потому, что мало были знакомы с человеком. Другое дело морж. У моржа довольно неприятные длинные клыки; медведь, во всяком случае, старается не связываться с ним, а то еще нарвешься на беду, распорет тебе живот!
Шкура отлично греет белого медведя. Боды он не боится, вряд ли она его промочит до кожи — слишком густой и теплый у него мех и много жиру. Путешествовать по своему царству медведь может куда хочет, главное — где больше поживы, корма. Ходит он пешком, плавает и на льдинах. Ни буря, ни ветер ему не страшны.
У белых медведиц жизнь немного иная, на них лежат серьезные обязанности матери семейства. На зиму они устраиваются где-нибудь прочно, на твердой земле, в хорошо замаскированной берлоге. В Арктике есть острова, которые шутя называют «родильными медвежьими домами». Больше всего их на Земле Франца-Иосифа, на острове Врангеля, Де-Лонга, на Северной Земле. В своем зимнем доме медведице тепло и спокойно, ее никто не потревожит. А в феврале появляются малыши — одно заглядение, какие они веселые, пушистые, ласковые.
Вначале медведица кормит их своим молоком. Самой-то приходится голодно, но что делать! Потом, в середине марта, она осторожно выводит пушистых озорников на
Раннее утро. Иогансен и Нансен завтракали. Неподалеку лежали два оставшихся в живых от всей упряжки пса. Медведица учуяла поживу — она была здорово голодна! — и стала подкрадываться к собакам. Они залаяли. Нансен быстро обернулся и неподалеку увидел громадного зверя. Не теряя времени, путешественники кинулись в палатку за ружьем. Первым выстрелом Нансен ранил медведицу. Зверь, круто повернувшись, побежал прочь. За ним вдогонку — Нансен, а за Нансеном — Иогансен. Это было великолепное состязание на скорость.
Вдруг путешественники увидели, как две головы с беспокойством выглядывают из-за тороса.
«То были двое медвежат, — вспоминает Нансен. — Они стояли на задних лапах и высматривали мать. Медведица шла к ним, пошатываясь и оставляя за собой кровавый след. Затем все трое, и мы за ними, побежали через полынью, и началась дикая погоня по торосам, полыньям, по ровному льду и по всякой чертовщине… Удивительная вещь охотничья горячка! Это все равно, что поджечь порох. Там, где при обычных условиях путник пробирается с трудом, медленно и осторожно, проваливаясь по колено в снег, останавливаясь в раздумье, не решаясь переправиться или перепрыгнуть, он, охваченный охотничьей горячкой, несется сломя голову, как по ровному гладкому полю. Медведица была тяжело ранена и, волоча переднюю лапу, бежала не очень быстро, но все же бежала, и мы с трудом поспевали за ней. Медвежата с беспокойством прыгали около матери, большей частью забегая вперед, как бы маня ее за собой. Они не могли понять, что с ней случилось. Время от времени все трое вдруг оборачивались на меня, и я изо всех сил бежал за ними вдогонку. Наконец медведица, взобравшись на высокий холм, повернулась ко мне боком и… упала… Медвежата, когда она свалилась, участливо поспешили к ней. Прямо жаль было глядеть, как они обнюхивали ее, толкали и убегали в отчаянии, не зная, что делать…»
Такой трагический конец для медвежат бывает, разумеется, далеко не всегда. Большей частью из симпатичных пушистых зверушек вырастают громадные великолепные звери арктических пустынь. Они бродят по всему своему огромному пустынному царству, пересекают ту заветную точку, «вокруг которой все вертится», куда с таким тяжким трудом добирались отважные путешественники.
Для белого медведя ни мороз, ни ветер — ничего не страшно. Ему хорошо здесь, у себя дома, в своем угрюмом, холодном царстве. И нигде больше, ни в каком другом месте земного шара, его не встретишь. Да царю арктической пустыни и незачем перебираться в другие края. Он здесь хозяин, постоянный житель — абориген!
«Семь островов»
Маленький кайренок только-только вылупился из яйца. Он жалобно попискивал, такой слабый, такой крохотный, — песчинка в этом огромном, суровом, безжалостном мире! Лежал птенец прямо на голой скале, кайра не удосуживается построить себе хоть какое-нибудь мало-мальски приличное гнездо. Так уж у них принято, из поколения в поколение. Зато с самой ранней весенней поры кайры стараются захватить для себя более удобное местечко, какую-нибудь впадинку на карнизе, откуда не скатилось бы крупное пятнистое яйцо, по форме напоминающее грушу. Сколько из-за этого места было крику, сколько ссор! Мама-кайра подралась со своей соседкой, в драке они, сцепившись, так и полетели со скалы в воду.