Как подружиться с демонами

Джойс Грэм

— Не бери в голову, Отто. Держать тебя в курсе, когда появляется что-то новенькое?

Он засунул потешные очки в пакет с логотипом магазина, отдал мне и совсем уже собрался что-то сказать, как вдруг звякнул колокольчик. Мы оба повернулись к двери.

На пороге маячил какой-то субъект, здорово смахивающий на Старого Морехода. Лицо красное, словно от перенапряжения; седые прилизанные волосы налипли на щеки и седую же бороду. Зубы желтые от никотина. Одет в армейскую шинель и крепкие горные ботинки, один из которых зашнурован бечевкой. Он прошаркал вглубь магазина, причем меня, похоже,

не заметил.

— Шеймас! — воскликнул Отто. — Как дела, дружище?

— Просто зашел поздороваться. — Голос у Шеймаса был надтреснутым, точно краска на полотнах старых мастеров. — Что, нельзя?

— Ну сколько тебе говорить, что можно! Еще как можно! Уильям, это Шеймас, мой товарищ по «Буре в пустыне». Шеймас, чайку выпьешь?

— Про «Бурю в пустыне» — молчок, — сказал Шеймас.

Он зыркнул на меня из-под кустистых бровей, напоминавших мочалку из стальной проволоки.

Отто лихо козырнул:

— Так точно! Про «Бурю в пустыне» — молчок.

Господи, подумал я, если он воевал в Персидском заливе, ему должно быть лет сорок, максимум пятьдесят — а выглядит он так, будто сто лет тому назад пошел ко дну и теперь явился в виде призрака.

— Раз молчок, то и рот на крючок, — сказал я Шеймасу и подмигнул.

Уж не знаю, это ли его так задело, но он дернулся, весь напрягся и жутко переменился в лице. После чего красноречиво повернулся ко мне спиной.

— Так что, Шеймас, чайник ставить?

— Нет. Я на минутку. Поздороваться зашел.

Он огляделся, будто силился что-то вспомнить. Затем метнул в меня очередной настороженный взгляд.

— Тут тебе письмецо пришло, — сказал Отто, открывая кассовый аппарат.

Я заметил, как он достал и украдкой запихнул в конверт несколько крупных купюр. Потом вышел из-за кассы и передал конверт Шеймасу, принявшему его без лишних слов. Вот вам и Отто: щадит чувства какого-то бродяги, которому неловко получать подаяние при свидетеле.

Шеймас сложил конверт пополам, сунул его в карман шинели. И замер, уставившись в пол, как будто в замешательстве.

— Точно не будешь чаю, а, Шеймас?

— Ах вот оно что! — Шеймас внезапно пришел в движение. — Так-так! Я как-нибудь зайду и расскажу тебе, что к чему!

— Блин, ты о чем? — спросил Отто.

Шеймас энергично замахал руками, словно в отчаянной попытке разогнать воздушный десант:

— Нет-нет! Нет! Расскажу тебе, когда выведу всех на чистую воду. Тайна! Но ты будешь первым, кто узнает, будь уверен! А сейчас мне пора. У меня ва-ажная встре-еча. — Эти два слова он протянул, подражая манерному выговору аристократов. Потом расхохотался и наконец, все еще хихикая, зашаркал к выходу.

— Вот же горемыка, — в сердцах буркнул Отто, едва тот скрылся с глаз. — Больнее меня. Ни шиша за душой. Форменное безобразие, мать их растак. — Отто отвернулся, но я заметил, как он большим пальцем утирает слезу. Затем он снова посмотрел на меня. — Ты ее хоть видел? Книгу-то? Собственными глазами?

— Еще нет, Отто. Знаю только с чужих слов. А именно: три тома из коллекции некоего викторианского библиофила. Имеются шмуцтитулы. Местами «лисьи пятна» и отмарывание. В зеленом полусафьяновом переплете, современном изданию. Сторонки под мрамор. Корешки с золотым тиснением. Обрезы с красным напылением. Есть потертости на корешках и по краям обложки; начался износ отстава. Футляр новый, естественно. Все как ты хотел. Говорят, исключительный экземпляр.

«Не будь он поддельным, сам бы взял», — едва не ляпнул я.

— Ничего себе! — вырвалось у Отто. — Ладно, черт побери, девяносто одна пятьсот.

ГЛАВА 4

Разумеется, это была подделка. И впору бы ей быть уже готовой, если б не мелкая техническая сложность с носом моего печатника: тот, видите ли, переборщил, набивая его наркотой. И теперь метался по мастерской, преследуемый (я не мог не рассмеяться, когда услышал) бесами. Не настоящими, конечно, а воображаемыми, всего лишь наркотическим бредом, — но бывает и так, что иллюзорные бесы пугают не хуже реальных.

В результате этого буйства на одну из книг опрокинулась бутылка скипидара. Причем не на фальшивку, а на один из подлинных томов первого издания, которое мы раздобыли (под предлогом возможной покупки), чтобы иметь образец. Не знаю уж, что эти фантомные демоны сотворили с головой моего штукаря, а вот кожаная обложка и впрямь серьезно пострадала от растворителя. И выбор у нас оставался небогатый. Или заплатить владельцу семьдесят восемь тысяч, которые он просил; или снять поврежденную обложку, искусственно состарить ее, чтобы замаскировать дефект, а затем вернуть обратно; или, наконец, изготовить сразу две копии, а злосчастный оригинал выставить на продажу через пару-тройку лет.

Мы выбрали последнее, хотя это сдвигало все сроки; отсюда и мой тур по маршруту Эллис-Антония-Отто. Владелец оригинала знал меня как букиниста, так что его-то я мог без особых хлопот «кормить завтраками», но вот с продажей затягивать не хотелось: вдруг покупатели перегорят или, чего доброго, обнаружат, что на рынке имеется «еще один экземпляр». Спросите любого торговца, и он подтвердит вам: умение продавать — это умение закрывать сделку.

Фальсификация редких книг в корне отличается от фальсификации произведений искусства. Никто ведь точно не знает, каков был первый тираж «Гордости и предубеждения». Допустим, полторы тысячи экземпляров. Куда они все подевались? Книголюбы — известные скопидомы. Предположим даже, что три четверти тиража ушло на разжигание каминов и набивку викторианских кукол, — в любом случае никто не удивится, если на аукционе всплывет еще пара экземпляров, обнаруженных среди мусора на каком-нибудь заброшенном чердаке. Тогда как каждое полотно Тёрнера или Констебла — единственное в своем роде.

Естественно, если книга стоит меньше определенной суммы, подделывать ее нет резона. Этот экземпляр «Гордости и предубеждения» — трехтомник, как и большинство изданий той эпохи. Одни только материалы, нужные для репродукции, состаривания бумаги и переплета, обойдутся в несколько тысяч фунтов стерлингов, и это не говоря о доступе к оборудованию для «музейной» печати. К тому же разных знаний и умений тут требуется уйма, а привлекать к делу много народу — слишком рискованно. Так что приходится искать какого-то гения-универсала, мастера на все руки.