Как сломать себе жизнь

Марнелл Кэт

То лето получилось дико длинным. Впрочем, я продолжала получать по почте лекарства (мамин почерк на конвертах и папино имя на этикетках маленьких пузырьков). Я совершала все более и более долгие прогулки, ходила в солярии и лежала там, налепив на глаза защитные наклейки Wink-Ease и гадая, когда же у меня появится новый бойфренд. Купила себе маленький телевизор со встроенным видеомагнитофоном и четырьмя каналами и смотрела новости по АВС7 и сериал «Конан». Вечерами на полу я подолгу качала пресс. Кошки наблюдали за мной из-под кровати своими блестящими глазками.

День независимости, 4 июля, я встретила в чрезвычайно угнетенном состоянии. Это был очень, очень плохой день. Мне отчаянно хотелось отправиться

на шоссе Рузвельта смотреть салют, но было не с кем пойти; одна я поехать не могла, чтобы люди не сочли меня неудачницей. Я весь день провела в Вест-Виллидже, как обычно, подрабатывая няней. И беспрестанно проверяла телефон, надеясь, что кто-нибудь из актерской школы позовет меня на барбекю или еще куда-нибудь. Но тщетно. А с чего бы им меня звать? Сама-то я никогда никому не звонила. Самые близкие отношения сложились у меня с таблетками.

В тот вечер после работы я в одиночестве тащилась домой по Западной 11-й улице. Моросил дождик, окружающие с веселыми криками бежали по улицам, чтобы успеть на грандиозное зрелище на Ист-Ривер. Кажется, никогда еще мне не было так грустно. К тому времени, как я добрела до Бродвея и купила в киоске на колесах, припаркованном рядом с книжным, рожок шоколадного мягкого мороженого с разноцветной посыпкой, я практически плакала – и все потому, что на праздник оказалась без друзей. Молодость – счастливая пора, не правда ли?

Салют начался в тот самый миг, когда я добралась до порога своего дома. Бах, бах, бах! В ушах у меня до сих пор звучат разрывы петард, которые грохотали, пока я поднималась по лестнице в свой лофт. Мороженое таяло. Отпирая дверь в квартиру, я слизнула с руки большую каплю. Дома никого не было.

Я прошла в свою спаленку, включила телик – бах, бах! – и тут же выключила. Зрелище разноцветных огней, искрившихся на экране, добило меня. Я села на постель и доела мороженое.

Что теперь?

Меня окружала гнетущая тишина.

А потом я сделала то, чего прежде никогда еще не делала. Я пошла в ванную комнату, встала на колени перед унитазом и засунула в глотку пальцы, чтобы меня стошнило. На удивление не противно! На выходе мороженое осталось таким же холодным и сладким, как было на входе. В унитазе плавала разноцветная посыпка.

Я встала и вымыла в раковине руки.

«Делов-то», – подумала я. Глаза в зеркале были полны слез. Я чувствовала, как таракан пялится на меня.

Девятнадцать мне стукнуло 10 сентября 2001 года. На следующий день наступил апокалипсис, а ведь я жила в даунтауне, всего в нескольких кварталах от полицейских заслонов на Четырнадцатой улице (каждый день мне приходилось демонстрировать конверт со своим адресом, чтобы меня пропустили домой). Забыть такое невозможно: объявления о пропавших, горчащий воздух, пыль, хаос. Я избавлю вас от пятнадцати страниц бессвязных воспоминаний и просто скажу… Я люблю тебя, Нью-Йорк! А теперь заранее простите, что я вернусь к своей незатейливой сюжетной линии.

В сентябре 2001 года стартовал второй год обучения в актерской школе. Первое полугодие я помню неотчетливо. Но в январе начался курс сценического грима, приведший меня в восторг. Я научилась подделывать следы от инъекций на коже! Капаешь немного клея ПВА – он почти как резиновый клей – на локтевой сгиб, чтобы образовались «волдыри», а потом наносишь поверх красные и желтые тени для век, если надо сделать «уколы» воспаленными и нагноившимися. Тем же методом можно воспроизводить метамфетаминовые язвы, «простуду» на губах, да что угодно! А если понадобится создать образ экс-наркомана, выбираешь лиловые тени для век и с помощью капель клея имитируешь старые заскорузлые шрамы от уколов. Я все это делала! А еще без зазрения совести прикарманивала искусственную кровь Ben Nye: ведь если стремишься к выразительному естественному оттенку губ, лучшее средство – втереть подушечками пальцев чуточку театральной крови.

Моя светская жизнь по-прежнему оставляла желать лучшего. Я мало общалась с окружающими – чаще всего просто принимала аддерол и шлялась по магазинам. Но затем произошло знаменательное событие.

Была весна 2002 года – заканчивался второй и последний год моего обучения в актерской школе. Так, ладно, смотрели вы сериал «Луи» [41] ? Помните, как в начале Луи Си Кей ест кусок пиццы, а потом отправляется в подпольный стендап-клуб? Это легендарный Comedy Cellar в Гринвич-Виллидже: будете в Нью-Йорке – обязательно сходите. В апреле я побывала там с тремя девчонками из актерской школы. Мы налакались сангрии, а после шоу флиртовали с двумя комиками. Годфри когда-то был известен как «парень из рекламы Seven Up» (а еще в него превращался Бен Стиллер в «Образцовом самце», когда скрывался под личиной негра); Арди Фукуа был просто великолепен, милый Арди (пока я писала эту книгу, он попал во все выпуски новостей в связи с жуткой аварией лимузина, в которую угодил вместе с Трейси Морганом, – но, к счастью, уже поправился). Этих ребят отличали безумно позитивная энергия и обалденные зубы. Просто обож-ж-жаю обоих – до сих пор!

41

Американский сериал со стендап-комиком Луи Си Кеем в главной роли шел на канале FX с 2010 года; было отснято шесть сезонов. Действие происходит в Нью-Йорке.

Короче. Арди и Годфри запихали накачавшихся сан-грией белых девиц – то есть меня и трех моих подружек – в два такси и сказали, что отвезут нас в клуб! Мы вышли на Лафайетт-стрит, в двух шагах от места, где у Бритни Спирс предположительно была квартира над Tower Records. У входа выставили заграждение, но швейцар тут же приподнял бархатный канат для Арди и Годфри. Я сделала шаг внутрь и сразу поняла: я нашла то, что искала.

Pangaea! Так назывался этот клуб. Я стала его завсегдатаем. И по сей день я считаю его одним из лучших заведений. (Если вы молоды, то просто обязаны переехать в Нью-Йорк и клубиться, пока хватает сил! Я ни разу не пожалела.) Там всегда было полным-полно крутой публики. Везде стояли белые мягкие кушетки, на стенах висели маски, а музыке подыгрывали живые ударные. Чуть ли не на каждом столике стояло большое ведерко со льдом и бутылкой шампанского, и молодая девчонка могла просто сесть в любом месте – кушеток там было море, – и ей немедленно предлагали бокал-другой-третий. И «дорожку» кокса! Мужчины обязательно угощали девушек кокаином из небольших пакетиков, и пакетики обязательно были сиреневыми, розовыми или алыми. А под диджейским пультом за тяжелыми занавесями имелась даже потайное пространство, предназначенное – неофициально – исключительно для подзарядки коксом. Избранные гости могли валяться на кушетках и после закрытия клуба. И там всегда было полно знаменитостей – известных манекенщиков, популярных фокусников, – которые клеили всех баб без разбора.

В ту первую ночь я вошла в клуб и увидела Пи Дидди (тогда еще Паффа Дэдди); он схватил меня за руку и потянул за свой столик. Зашибись! Мне ведь было всего девятнадцать! Правда, я к нему так и не села. Просто сбросила сандалии и принялась извиваться под «Hot in Herre» на каком-то диване – хотя с тем же успехом могла танцевать на облаке! Супер! Давно я не была так счастлива.

Я мечтала, чтобы ночь никогда не кончалась, но она, разумеется, кончилась. Я добралась домой в половине пятого утра, возбужденная и радостная. Надо обязательно вернуться – не только в этот клуб, но и в этот мир. Вот только как?