Как стать писателем (2-е изд.)
Шрифт:
Да и хрен с ними. Но это у меня шкура толстая, а у вас?
Помните: они – позапрошлый век. Их требования – требования того времени. Ваши читатели живут в двадцать первом веке. Возможно, будут жить и в двадцать втором.
Сразу вспоминаются шутеры а-ля из глаз и ларокрофтовские. Проще говоря, первые идут от первого Wolfstein'а, а вторые вообще от самых первых диггеров и шамусов. Написал и подумал, что, когда начинал писать этот труд, такое сравнение не пришло бы в голову, персоналок не существовало, а сейчас это наиболее зримый пример.
Когда из глаз героя, то самый важный плюс – полное сопереживание. Это вы бежите, стреляете, на вас нападают, вы отбиваетесь, прыгаете, влетаете в окна, хватаете полуголых красоток, бьете в челюсть всяких разных, кто не успел спрятаться. Да, это громадное преимущество, но, увы, почти единственное.
Фигурка героя в стиле «яяяя», которой управляете в байме или при чтении книги, это все-таки не вы сами, а ваша кукла, которую ведете через препятствия. Это по ней стреляют, а не по вам. Конечно, за нее тоже переживаете, она ваша, и если убьют или хотя бы ранят, чувствуете некоторые угрызения совести: надо было баймить лучше, но все-таки это не вы!
Однако же стиль «яяяя» дает неизмеримо больше возможностей в плане выбора красок, мест действия, недоговоренностей.
Вы можете писать то об одном герое, то о другом, которые за сотни миль, а вот от первого можно описывать только то, увы, что перед глазами.
Конечно, это тоже общие законы, из них существуют исключения, но этих исключений весьма и весьма немного. Я имею в виду, что и от первого лица можно писать так, что никакого сопереживания не будет, но не это исключение, как вы понимаете, а исключение – когда роман написан от третьего лица, но вы, наблюдая за чужой фигуркой, все его беды и тревоги воспринимаете как свои.
А кто лучше: прыгун в воду или в высоту?
Есть очень большая группа хронических неудачников, которые винят в своих неудачах все что угодно, но только не себя. Вы их уже встречали и еще встретите, так вот: не дайте себя столкнуть с победного, хотя и трудного пути! А столкнуть могут, аргументация у них отточена, отработана, отшлифована. Отшлифована, понятно, в попытках объяснить жене и соседям, почему у других получается, а у них – нет.
Я говорю об авторах, которые «…никогда не унизятся до того, чтобы писать на потребу издателю». Эти авторы обычно начинают рассказ с того, что вот однажды они принесли в издательство свой шадевр, а там тупые сказали: вот если сделаешь сцены, что у тебя трахаются на каждой странице, не слезая с коней, тогда возьмем. А я, мол, сказал гордо, что никогда не унижусь до такого позора! Я хочу, мол, честно смотреть в глаза детям.
Говорят обычно очень красиво, верно, с пафосом, с придыханием в нужных местах, а мы, понятно, в данном случае только киваем и соглашаемся. Ну что еще сказать, когда человек говорит вроде бы очевидные вещи? Да, конечно, нехорошо писать такие книги, нехорошо уступать таким требованиям.
И как-то за кадром остается, что книжный рынок вовсе не завален книженциями, где трахаются на каждой странице. Вот я в данный момент читаю фантастику и могу с уверенностью заявить, что мне такая вещь прошлый и позапрошлый год не попалась ни в НФ, ни в фэнтези. А если другим и попадается, то, полагаю, им приходится подолгу выискивать ее в горах книг, где эротикой и не пахнет.
Так откуда же эти требования? Почему не предъявляет издатель мне, множеству других читаемых авторов, чьи книги на всех прилавках?
Могу сказать – почему. Потому что издательство всегда руководствуется вкусами читателей. Оно не станет не то что настаивать, даже предлагать не станет автору впихнуть хоть одну эротическую сцену в книгу, если читатель этого не требует. А читатель не требует. А вот не требует – и все! Как не требует горы трупов. Это кровавый маньяк Шекспир всегда устраивал бойни, подлаживаясь под кровавые вкусы современников, у него всегда в последнем акте трупы плавают в лужах крови, а наш читатель – гуманист и общечеловек. Его и сексом не удивишь при этом общедоступном занятии, это такое привычное и скучноватое из-за повторяемости дело, что такие сцены только испортят книгу, а вот наткнуться на новую идею, тему, образ, сюжет – блеск!
Так что не поддавайтесь их уговорам писать на вечность. Боккаччио всю жизнь трудился над атласом Африки, зарабатывая себе вечность, а сонеты Лауре писал на полях рукописи, считая их сиюминутным баловством!
Друзья бывают опаснее врагов, когда это в литературе.
Часто отвечаю на вопросы в Корчме, особенно в отделе «Откровенный Разговор», на вопросы, какими признаками должна обладать нетленка, сам начал формулировать эти принципы. Да, так бывает, когда что-то разъясняешь долго другим, наконец начинаешь понимать и сам. А если точнее, то начинаешь формулировать, ибо раньше понимание оставалось на уровне смутной интуиции, чувств, озарений, уверенности, но в спорах постепенно оттачиваются и критерии, и формулировки.
Итак, нетленка должна иметь новую идею. Желательно еще, чтобы и новую тему. Но можно и порознь. Хотя ударнее – вместе.
Второе: какие бы в обществе ни свирепствовали вкусы, какие бы взгляды ни преобладали в данный момент (ну к примеру, сейчас в моде дурь, охватившая недоумков, что добро и зло – относительны, мол, вчера это зло, сегодня уже добро, а послезавтра так и ваще…), но нетленка должна прочно стоять на твердых критериях.
Третье: яркие образы. Желательно – новые.
Точный и ясный язык.
И, возможно, последнее: жанр должен быть чист. Ну можно ли представить, что Толкиен в свой причудливый мир ввел, скажем, пришельцев из космоса, восставших роботов или перемещения во времени? Или то же самое введет кто-то из многочисленных авторов, продолжающих бесконечный цикл о Конане? Конечно, дико. А вот современные придурки такое делают постоянно и еще утверждают, что шедевры рождаются «на стыке жанров».
Пестрота хороша только на цыганском платье. Хорошее платье шьется в одном стиле.