Как в индийском кино
Шрифт:
– То есть как пропал?
– Очень просто, в пятницу вечером вышел из дома, и с тех пор его никто не видел, – сообщила я, уже поняв, что он здесь не скрывается.
К чести ее будет сказано, она не колебалась ни минуты, а, сделав приглашающий жест рукой, сказала:
– На кухню проходите. – И добавила: – Сапоги не снимайте – я сегодня еще полы не мыла.
«Надо же! – удивилась я. – Оказывается, есть хозяйки, которые каждый день полы моют! Им что, больше делать нечего?»
Сев возле стола, я аккуратно приступила к ненавязчивому допросу, да не тут-то было. Ох уж этот Артем!
– Его можно как-то утихомирить? – не выдержав, спросила я.
– Нет! – обреченно ответила она.
– А если телевизор включить? – предложила я.
– Бесполезно, – вздохнула она.
– Тогда пойдем методом прямого подкупа, – сказала я и, достав тысячу рублей, показала ее мальчику. – Ты любишь сладкое? – спросила я.
– Да! – с готовностью ответил он.
– Если ты будешь хорошо себя вести, то я дам эту денежку твоей бабушке, и она купит тебе много-много… Что ты любишь?
– Все! – с прежней готовностью ответил он.
– Вот она и купит тебе все по твоему выбору, но для этого ты должен пойти поиграть и не мешать нам, – сказала я, решив, что ликвидировала проблему.
– Да-а-а! Мне там неинтересно! – захныкал Артем.
– Тогда просто посиди там тихо. Сможешь? – попросила я.
– Он постарается! – грозным голосом сказала Анна Ильинична, у которой при виде денег глаза вспыхнули, как фары, и забрала у меня тысячу рублей. – Он очень постарается! – И приказала: – Иди в комнату и сиди там тихо, или поиграй, но тоже тихо. А иначе я пожалуюсь папе, и никакой новогодней елки у тебя не будет!
Мальчишка захныкал и ушел, а я с облегчением вздохнула и сказала:
– Давайте все сначала!
– Мы с Валей в одном классе учились, за одной партой сидели, – приступила к своему рассказу Анна Ильинична, попутно разливая чай, который я ни в коем случае не решилась бы даже попробовать – судя по цвету, его заваривали столько раз, что он уже успел забыть, что когда-то назывался чаем. – Как я уже говорила, мы с Валей стали лучшими подругами. Только она в институт поступила, а я в техникум при заводе пошла. Я и Сергея, мужа ее, хорошо знала – они же тут сначала жили, здесь и Вадик родился, а потом уже по его распределению уехали, но каждый отпуск – сюда. Любила она мужа! Красивый был, статный мужик! Вадик-то внешностью в него пошел, а вот характером в мать – такой же добрый да безответный.
– Вы совершенно правы, именно таким мне его и описывали, – поддержала ее я.
– Они очень счастливы были, и друг друга любили, и сына в зубах таскали. Может, поэтому таким мягкотелым и вырос. Вот. А потом Сергея в Афганистан отправили, и Валя покой потеряла, словно чувствовала, что не вернется он оттуда. Была она здесь потом в отпуске, уже только с Вадькой, и сказала мне как-то, что давно уже толком спать не может, все ей чудится, что с Сергеем беда. А ведь так и случилось! Она как раз здесь снова в отпуске была… В общем, сюда-то ей и позвонили!
– Сообщили, что муж погиб? – догадалась я.
– Да! Мать ее, покойница, царствие ей небесное, –
– Как знала! – вставила я.
– Любила она его очень, вот и чувствовала, – веско сказала Анна Ильинична. – Хоронить-то она его сюда привезла – видно, в части ей с этим помогли. Говорила я ей тогда, чтобы она сюда перебиралась, потому что место уже позволяло. Отец-то ее еще раньше помер, – она снова перекрестилась. – Он у нас на заводе на вредном производстве работал, вот и ушел раньше времени. Только отказалась Валя, сказала, что Вадик там, в Хабаровске, на медаль идет, а здесь еще неизвестно, как получится.
– Видимо, она всю свою любовь на сына перенесла, – кивнула я.
– Так только он ей от мужа любимого и остался! – вздохнула Анна Ильинична. – Ради него поехала, ради медали его золотой, а вернулась Валя уже!.. – Она горестно махнула рукой.
– Я знаю, что инвалидом, – вставила я.
– Инвалид инвалиду рознь! – возразила мне она. – Бывают такие, что на них пахать можно, а бывают и настоящие! Артрит Валю замучил… – тут она задумалась, – ревматический!
– Ревматоидный, – поправила я ее. – Страшная вещь!
– Как бы ни называлось, а только она от боли в крик кричала, через два этажа слышно было, – вздохнула она. – На таблетках сидела. Так ведь они, подлые, одно лечат, а другое калечат! Мать за ней ухаживала как могла, только она ведь и сама уже в возрасте была, да и болела сильно – сердце. Одна радость у Вали осталась – сын! Уж он-то ради матери готов был в лепешку расшибиться! Да только женитьба его сильно ее подкосила.
– Да, я уже знаю, как это произошло, – подтвердила я.
– Это же надо было такого парня золотого силком женить, – чуть не причитала Анна Ильинична.
– Так ведь выбирали лучшего, – объяснила я.
– Да-а-а, сильно Валя за Вадика переживала, – сказала она, пригорюнившись, но тут же добавила: – Правда, после его свадьбы у Вали и врачи появились, и лекарства новые, и в больницу ее постоянно клали… Сват-то человеком порядочным оказался! – одобрительно заметила она.
– Но душа-то у нее все ровно за сына болела! – вставила я.
– Ой болела! – покачав головой, подтвердила Анна Ильинична. – Сказала она мне как-то, будто хочет поскорее умереть, чтобы сыну руки развязать, и тогда он развестись сможет, – шепотом поделилась со мной она. – А я ей на это: «Ну и на кого ты его оставишь? На бабку? А ну как с ней чего случится? Совсем один останется?»
– Да, без помощи трудно ей приходилось, – я потихоньку двигалась в нужном мне направлении.
– Чего это без помощи? – вскинулась Анна Ильинична. – Да я, когда могла и чем могла, помогала! Да хоть в магазин сходить! Да просто посидеть и поболтать, чаю вместе выпить, да о молодости вспомнить! Николай Николаевич опять-таки со своего огорода и яблоки с помидорами, и многое другое привозил!
– А кто такой Николай Николаевич? – насторожилась я, изо всех сил стараясь этого не показать – вот уж удача так удача, правда, я и раньше была уверена, что один адрес непременно потянет за собой другие.