Как вернувшийся Данте
Шрифт:
Впрочем – дело не только в древнеегипетской ментальности. Тем более – что простого физического соития матери и сына в данном конкретном случае попросту не было да и не могло быть: не таковы условия фараонова гарема; зато – получившееся у них некое нано-на-итие было если не мистическим, то магическим!
Просто потому, что (так или иначе) – оно обязано было быть. Как и каким образом в гарем доставили магическую фигурку царевича, с коей царица и сочетала себя в божественном таинстве брака, будет несколько прояснено в дальнейшем повествовании; но – даже египетская цивилизация (даже – тогда)
Поэтому – события пошли самым обычным (чело-веческим – через голову – всячески осмысляя века) образом: даже несмотря на то, что мы довольно мало знаем о реально происходивших событиях, из текста источников становится ясно, что во главе заговора находилась царица по имени Тейе и её сын, именуемый в отчёте Пентавером («которого звали другим именем»), хотя его настоящего имени мы опять же не знаем.
Заговор быстро распространился в женском доме (гареме) царя.
Внешнею причиною за-говора являлось, что некая младшая царица (даже не сестра фараону) захотела, чтобы её сын (никак не наследник божественного престола) стал Осирисом и чтобы именно он воскресил её и Египет.
А вот внутренне – что всё это могло означать в магическом калейдоскопе имен?
А совсем ничего – кроме потуги на изменения природы одного человека (вместо того, чтобы поменять всё мироздание). Во имя этого изменения мать должна была поменять (переставить с места на место и не-время сделать во-время) сущности сына: человеческую на божественную.
Дальше – больше: будучи женой живого бога, стала ли она женой своего сына, дабы (как когда-то Шамхат у Сатира) отнять его зверство, сотворив из него человека? Нет, не стала; но – но (пусть останется в тайне сие, пусть останется мифом, ибо в мифах людей много подобных соитий) и это привычно.
Но – нас (людей и богов) опять и опять должно занимать совершенно иное: никакая здешняя магия (замена одного имени на другое) не оказалась способна обойтись без убийств (то есть – убийства Отца).
И вот – теперь человек (царевич ли, сын ли убитого им бога или ещё кто) вспоминает свой за-говор; и – поначалу всего лишь слышит, что к фараоновым слугам (рабам нано-бога) за дверью подходит вестник.
Во всяком случае – это должен был быть вестник. Человек – не может разобрать принесённых этим вестником слов. Да и не собирается этого делать. Вот всё то, что он собирается делать (то есть – «собирает дела по частям»): он пробует частью исчислить целое.
В дальнейшем повествуется, что Сетх, завидуя своему брату Осирису, пригласил его на пир, во время которого показал гостям великолепный саркофаг, обещая подарить его тому, кому он придется по размеру. Как только в него лег Осирис, Сетх и его приспешника захлопнули крышку и выбросили его в Нил, воды которого вынесли саркофаг в море. Прибитый волнами к набережной финикийского Библа, саркофаг врос в ствол священной ивы, из которой местный царь приказал сделать колонну для своего дворца. После долгих лет поисков Исида, сестра и супруга Осириса находит тело и возвращает его в Египет. В то время как Исида в болотах Дельты рождает Хора, Сетх находит тело Осириса и в ярости разрывает его на 14 частей, число которых в различных источниках варьируется до 42. Исида собрала части тела супруга, вылепив из глины недостающий фаллос Осириса, упавший в Нил и съеденный священными рыбами оксиринхом и лепидотом. Выросший Хор отомстил за отца, победив Сетха и отстояв свое право на наследство Осириса перед великим советом богов. После сражений, которые длились более 80 лет, Хор получил египетский престол, Сетх – владычество над песками пустыни; сам же Осирис возродился к новой жизни, проглотив Око Хора Уджат, символ великой жертвенности и вечного существования, и стал владыкой мира иного.
Итак – где-то далеко (и давно) продолжили убивать «живого» нано-бога. Долго ли или коротко (длилось это продолжение) – неизвестно; но – и оно должно завершиться: манипуляции с фигурками – если и не ослабили божественной – если она вообще таковой была – силы фараона, то придали уверенности заговорщикам.
Проделав что-либо над предметом неодушевленным, слабый человеческий разум одушевляется предпринять что-либо и над невидимым продолжением предмета); итак – мертвые предметы помогли убедиться, что и над живыми это возможно проделать (словно бы «доводя» до их же совершенства).
А как именно (такое возможно) – пусть время (в своё время) покажет. И вот (уже) своё время пришло – себя показать.
В этот день нано-бог Рамзес III ожидался в гареме. Там (в гареме) всё было образцово: ни пылинки в воздухе. Числа’ жен фараона и числа’ наложниц фараона никто из посторонних (а посторонними были все, кроме фараона и его писцов) не знали и ведать не ведали о том, зачем богу женщины.
Речь не о телодвижениях священного совокупления, не о плодородии всей земли египетской (напрямую поощряемой мощью фараоновых чресел), но – о некоей метафизической нужде: зачем вообще есть у человека его женщина?
И кто она есть для мира, который – бес– пол? Разумеется (даже разумом) – о бесах жрецы фараона судили сугубо с практическим подходом. Разумеется (даже разумом) – бесы (иначе – персонифицированное искажение связи души человека и тонких материй) должны зело наблюдать за предстоящим соитием фараонова тела с телом его сегодняшней избранницы.
Предъявляя ему меру: где твоя телесная божественность, фараон?
А где небесная божественность? Над тобою? В тебе? Под тобою? Но! В этот день фараона ожидали в гареме, и он (в каждый свой визит – по разному) должен был на этот вопрос отвечать: как он (нано-бог) превосходит в себе человечность.
Отвечать – именно этому дню. Отвечать – именно этой женщине, с которой сегодня ему предстоит возлечь.
Зайдёт ли речь этого ответа столь далеко – изменяя себя (или – под себя) само мироздание; да и ведомо ли уже этому миру, как годы назад (или годы вперед) царь Гильгамеш (впоследствии так и не достигший бессмертия, то ли добровольно, то ли нет) отправил на встречу со Зверем женщину Шамхат (одну из ипостасей Лилит, демона безводной пустыни или Первожены Адама).
Зайдёт ли речь столь далеко, что выразит невыразимое?
Разумеется – не зайдёт! Разумеется – не будет рассказано о том, как Шамхат (совокупившись со Зверем) отняла у него его личное зверство, сотворив из него человека-гомункула, двойника Гильгамешу (который тоже оказывался не прост: являлся – или казался – одним из перерождений Первомужчины Адама, праотца всех людей).
Разумеется – сказано будет лишь о том, что всё на свете зеркально: что вверху, то и внизу.
Что живой бог, возлегая со своей половиной (женой, наложницей или даже блудницей) – отдает ей свое основание быть божеством; потому-то – его (а не только благо-даря манипуляциям с фигурками бога) здешнее тело становится доступно для здешней маленькой смерти.