Как воспитать ниндзю
Шрифт:
– А ты что, девчонка?! – выдавил еле шевелящимися губами полутруп.
Я ахнула. И даже замерла. Так меня еще ни разу не оскорбляли.
А он с трудом поднял на меня лицо и, очевидно, первый раз меня внимательно рассмотрел. Потому что оно дрогнуло и исказилось. Даже то, что представляло сейчас раздутое пчелиными укусами, ударами плетью и ноги оно.
– Ты! Ты! Ты! Мразь! – чуть не со слезами задохнулась я и стала хлестать его изо всех сил, залившись слезами.
Но он даже не пытался почему-то защищаться, уставившись на мое юное и залитое слезами лицо.
– Если ты
– Я тебя не опозорил!!! Я даже не успел разорвать твои панталоны!
Я стала хлестать его бешено, не понимая даже от захлестывавших слез и горя, куда попадаю.
– Да меня теперь все станут считать порченной, если узнают даже о том, что ты просто касался меня! – чуть не закричала от отчаянья я. – Они считают девушку опозоренной и отщепенцем, даже если она просто встречалась с джентльменом наедине. И даже просто осталась! Ты даже не представляешь, сволота, какой остракизм устраивают эти леди! – и потом, успокоившись, добавила с вспыхнувшей решительностью, уже абсолютно спокойным тоном. – Ты отсюда не уйдешь.
Даже этот страшный каркас мышц я пробила до кости. Он несколько раз терял сознание, а потом приходил в себя от боли, уже не в силах двигаться.
Он уже перестал сопротивляться и покорно сдался. У меня было впечатление, что он сломался не от ударов, а оттого, что узнал, что я девушка. Дурное такое впечатление. А потом что, насиловать женщин и служанок можно? – сжав зубы, подумала я.
Один раз, очнувшись, он обратился ко мне.
– Возьми моего коня, я тебе его дарю, – через силу сказал он, взмолившись, – он стоит бешеную сумму денег, тридцать тысяч. Только оставь меня умирать так... Молю... Я уже ничего не хочу... Я не хочу жить, – прошептал почему-то с тоской он.
Я только усмехнулась – коня я и так заберу. Он был привязан тем же лассо к дереву, ибо я его уже поймала, пока он валялся без сознания.
Сначала он терпел молча, но потом потерял рассудок и стал повизгивать.
Самое страшное, что я поймала его на краю болота. И он лежал, так сказать, на краю спасения. И это добавляло остроты ситуации.
– Пожалуйста, оставь меня в живых, – взмолился он. – Я все исправлю... Я дарю тебе перстень... Это ключ от нашей сокровищницы, никто не может открыть ее кроме обладателя этого перстня, он является символом главного в роду и является ключом... Его давали только невестам...
Он с трудом снял перстень и положил его рядом. Я видела, чего ему это морально стоило. Похоже, снимать перстень у глав его рода было не принято. То ли они ненормальные, но, похоже, он действительно считал, что верховенство в его роду переходило ко мне.
Если б не злоторжествующий мелькнувший в глазах огонек, я б даже поверила. Но, конечно, подходить бы к нему бы, даже совершенно глупой, так близко, бы не стала. Гора мышц есть гора мышц. Я даже не повредила ему внутренние органы. Мышечный каркас не пробивается. Даже у меня он выдерживает, при напряжении, удар ножа – тут надо было мечом орудовать.
Легкая кольчуга, оказавшаяся под тонкой изысканной одеждой аж ниже пояса, вскрывшиеся кожаные краги на локтях и коленях, высокие кожаные сапоги в обтяжку выше колен - все это говорило о том, что я провела лишь косметический ремонт и ничего важного не оторвала. Хотя кольчугу уже взрыхлила и излохматила, соединив ее со спиной в одно целое. А так заштопают и без того много раз латанные руки-ноги-спину, отлежится месяца два - и еще покоптит парочку годков своей извращенной душонкой небеса.
– Кинь его! – приказала я.
Он кинул всего на три метра.
Если он думал, как я видела по его жадно ждущим глазам, что я слезу с коня и подойду взять перстень, то он жестоко ошибся.
Толкнув коня, я подняла перстень с земли на всем скаку. Я и не такие штуки проделывала. Предвидеть это он не сумел.
А потом снова продолжила.
– Я же не сказала, что я соглашаюсь, – вздохнув, надела перстень на палец я и полюбовавшись им. Он так красиво и значительно смотрелся на моей руке, что я даже еще раз вздохнула. Он был такой безумно красивый, тяжелый, особой формы и с высеченным маленькими драгоценностями гербом. – А за перстень спасибо.
Он почему-то жадно смотрел на свой перстень на моей руке и даже наслаждался этим. А ведь я проверила – пружинки убивающей врага, скрытого яда или других подстав в нем не было. К тому же он снял его с руки. Запахи большинства ядов я знаю. Чего же он на меня так смотрит?!?
– Я предлагаю тебе стать моей женой! – четко, даже с разбитыми губами сказал он. – Отныне ты моя невеста, что бы ты ни хотела и ни думала... Ты не сможешь выйти за другого, ибо я тебя скомпрометировал!!! – торжественно сказал он. – И не думай! Лучше готовься к свадьбе, мужчины нашего рода не отказываются от своего слова и не отказываются от выбранных женщин! Даже моя смерть не избавит тебя от меня!
Против воли бессознательно поправив штанишки, и, убедившись, что они на месте, и заправив лихорадочно курточку, я чуть его не убила. Он только стонал. Он уже начал тихо умирать. Я бы, наверное, запорола его насмерть, если б не увидела скачущих моих телохранителей. За ними была загримированная Мари.
Я тоже человек, но любую мысль вожделения надо связывать с мыслями о бесконечной безумной тренировке, как только эти чувства появляются.
Странно, но этот насильник при виде Мари и телохранителей подозрительно оживился, даже стал тихо мычать – на помощь. Я увидела, как в глазах его блеснуло откровенное злорадство, радость и торжество. Он чего-то ждал от них. Точно этот хмырь был тут принц, ей Богу, смешно даже, он, кажется, думал, что люди будут защищать обидчика!
Увидев запоротый и жалкий кусок мяса, Мари, никогда не видевшая, чтоб я была так жестока, прямо с ходу в отчаянии закричала, выпадая из своей роли молодого юноши:
– Что он с тобой сделал, Лу!?!
– Н-н-ничего! – быстро ответила я, против воли запахивая курточку и не заметив этого.
Но они уже увидели следы свежих слез на щеках.
– Я же говорила, что она еще не оправилась после ранения и ее нельзя было посылать одну без телохранителей!!! – в ярости, сама чуть не плача, выкрикнула она.