Как воспитать ниндзю
Шрифт:
Упорная злоба, горевшая в его глазах, была страшной и бездонной, а вовсе не поверхностной, как у обычных людей. Ничто, видимо, не могло бы поколебать ее, точно это была сама его сущность, его стремление, его сила жить. Никакая сила в мире не могла бы свернуть его с этого пути.
Он словно был ею, словно эта злоба к людям была разумом; этот чудовищный блеск напоминал упорный, нечеловеческий, изворотливый ум, направленный против на зло людям.
Я хочу сказать, что его злоба не была преходящей поверхностной, что может схлынуть с усталостью – она была тяжелой, давящей, идущей из каких-то бесконечных
Чудовищный удар копыта в решетку прогнул ее, хоть он наверняка повредил копыто. Да что из этого – я видела осколки щепок в ногах и копытах, когда он лупил ими в меня.
Выдающаяся особь! Красавец!
Он смотрел будто дыхание самой смерти. Я уже решила купить.
– Они убьют мальчика! – сказал конюх, и отчаянно заплакал. И такое настоящее, непритворное горе и отчаянье было в его голосе, что я дрогнула. – И я не смогу никогда больше заплатить долг, и девочки мои пойдут нищими и умрут или попадут в лапы мерзких скотов... – он отчаянно, безнадежно, черно рыдал.
Из обрывков его невнятного бормотания, я, наконец, с трудом поняла, что это каким-то образом оказался его конь, хоть и принадлежит господину. И что на этого коня были его последние тщетные, надсадные и совсем безумные надежды. И что в безумных последних мечтах он фантазировал, что какой-то коннозаводчик все-таки заинтересуется и, может, купит обезумевшего даже в таком виде коня, хотя бы как диковинку, чтоб разводить коней, и он сможет заплатить долг...
И что у него тринадцать дочерей мал мала меньше, а мать их умерла... И его собираются посадить в долговую тюрьму, а девчонок заберет его хозяин. И что его хозяин с ними сделает, я так и не поняла, кроме разве, что он обещал «позаботиться» и превратить их в проституток, «чтобы детишки не умерли с голодухи». И что он сам разорившийся дворянин, давно пошедший работать, и что дом его безнадежно давно заложен, когда болела его жена и мать девочек.
Но с лошадью этого человека постигла неудача, у нее (коня) оказался отчего-то безумный нрав (наследственное безумие – подумала я, а не нрав), ведь скрестили двух выдающихся боевых коней, он сделал это тайком. И что этого коня никак не могли обуздать и объездить, он покалечил двадцать семь лучших объездчиков и лишь обезумел. И что даже как производителя его использовать не смогли, ибо он убил уже двух ценных кобыл, и этому дворянину это поставлено было в вину. И что конь слишком дорого обошелся хозяину, но тот дал ему последний шанс.
А на этой ярмарке произошло такое, и все быстро разъезжаются. И коня, которого просто чудом привели сюда, уже никто не сможет забрать. И разозленный хозяин, который слишком много потратил на него и так, потворствуя просьбам этого конюха, приказал ему просто его прикончить.
Никто его не купил, даже за сто футов, а он так надеялся. Обостренным чувством в черной его тоске я поняла, что на самом деле он надеялся хотя бы на эти сто фунтов, чтобы было на что протянуть девочкам, а вовсе не на продажу коня. И теперь испарилась последняя надежда. Хозяин загона срочно приказал ему очистить загон. Да еще и в долг ему записал принесенные конем разрушения, заставив пообещать, что и это все будет возмещено.
– Если останусь на свободе! – вдруг печально улыбнулся мне на мгновение сквозь слезы конюх.
И сегодня коня никто не купит – поняла я. Все уже уехали.
Но, взглянув на коня, он снова не сумел сдержать слезы, катящиеся по крепко сжатым губам в конец отчаявшегося, убитого обстоятельствами человека. Он все-таки любил этого коня, хоть тот никого не подпускал к себе – с удивлением поняла я. Рука его мелко подрагивала.
– Скоро должны прийти, – через силу сказал он, подняв на меня отчаянные, полные муки, глаза ребенка.
– Сколько? – жестко спросила я, не желая больше слушать слез здорового человека.
Он поднял на меня потрясенные глаза, и в них отразилось такое! Огонек безнадежной, тщетной, отчаянной надежды!
– Т-т-тридцать... – выдавил он.
– Тысяч?!?
– Нет, ф-ф-фунтов.
Я достала деньги. А потом спросила кличку, глядя на приближающуюся к нам ужасно одетую девчонку с умными печальными глазами, чье платье было шито и перешито заплатками, так похожую на своего отца. У нее, кстати, был вздернутый курносый нос – я себе такой же хочу.
– Скоро будут здесь! – сказала она горько. – Я не смогла их убедить...
Мужчина неверяще смотрел в руке на деньги.
– Н-но вы не можете его купить, вас убьет хозяин! – спохватился он.
Я молча проигнорировала его.
Я посмотрела пронзительным взглядом в глаза подошедшей девчонке. Очень умные, очень добрые, но усталые до безнадежности. И тихий свет, словно жемчужина. Словно великий дух воплотился в этом захолустье, выковав свою жемчужину из горестей, трудов и страданий. И было в них такое отчаянье и изнеможение, которое не передать никому.
Я поняла, что после смерти матери она, как старшая, взяла заботы о маленьких сестрах на себя, хоть самой не было и восемнадцати. И что она, как более умная, часто пыталась остановить отца.
– Сколько вы всего должны? – неожиданно спросила я.
– П-п-пять тысяч... – безнадежно сказал он.
– Как можно было накопить такой долг?! – в сердцах сказала я.
– Это ростовщик, наших только пятьсот, мы заняли, когда заболела мама, – грустно сказала лань с большими умными глазами. Глазами хорошей подруги, мы могли бы подружиться в других обстоятельствах, от нее словно ощутимо шло тепло от сердца, словно этот огонь грел и других.
– Мы думали заложить дом и отдать деньги ростовщику тут же, но он подговорил графа и других, и нам никто не дал под заставу, и они просто выкинули нас на улицу из родного дома, прислав пристава в тот ничтожный срок, еще когда была жива жена, – сказал ее отец. – И не только отобрали дом стоимостью минимум семь тысяч фунтов, будто за то, что мы не могли расплатиться, но еще и оставили подло долг, что он так вырос. Они не только не приняли во внимание того, что я был все время у постели умирающей и не мог бегать по соседям в поисках покупателя, ведь они подговорили или запугали всех рядом... Так еще нас и обманули, и накрутили на нас те же долги, сохранив расписку, обманув каким-то образом, пользуясь тем, что долг был на короткий срок, и, конечно, на большие проценты. Теперь они растут со сказочной скоростью. Они выкинули ее еще живую на улицу, мою Луизу...