Как все это начиналось
Шрифт:
Джереми никогда сильно не интересовался дядей Генри. И сейчас тоже. У него теперь было о чем подумать.
— Это все треклятый адвокат, — твердил он. — Или ее сестрица. А то и оба. Стелла прекрасно знает, что я не могу себе это позволить, что у меня бабок не хватит. Черт, ведь я выплачиваю ипотеку!
Итак, им нужны деньги. Алименты. Он должен был назначить Стелле значительное содержание. Джереми придется ежемесячно выплачивать ей немалые суммы.
— Я и так уже с ног сбился. Я оплатил страховку за дом на прошлой неделе, а теперь они требуют новый водогрей, и все через этого долбаного, прости, дорогая, Пола Ньюсома. «Моя клиентка уполномочила меня сообщить вам, что…» Да это грабеж! Они наверняка накачали ее всякой наркотой. Я знаю, какая Стелла становится, когда принимает эти таблетки. Настоящая зомби, что угодно подпишет. Ах, если бы
Мэрион вздохнула. Ну вот, началось. Они сидели в турецком ресторане, в котором раньше никогда не бывали.
«Вот, — подумала она. — Сижу и обсуждаю с любовником, как бы ему помириться с женой. И эта „кофта“ из баранины мне что-то не нравится — слишком остро».
Мэрион отставила тарелку.
Джереми положил вилку и нож, взял ее руку.
— Я тебя обожаю, — сказал он. — Нет-нет, не смотри на меня так, я знаю, о чем ты думаешь… Я тебя обожаю, а ты настоящий ангел. Терпишь меня, помогаешь мне не сойти с ума, не погрузиться в эту трясину отчаяния. Да и насчет баранины я с тобой согласен, тоже не буду доедать. В следующий раз пойдем опять во французское бистро.
Мэрион рассмеялась. Она уже начала уговаривать себя, что да, это когда-нибудь случится. Все кончается рано или поздно, и, может быть, лучше раньше… А он взял и опять смешал все карты.
— Послушай, — начал Джереми. — К черту баранину, к черту этого дерьмового Пола Ньюсома и к черту Стеллу. Обещаю: больше слова не скажу. А вот послушай-ка…
Он рассказал, как ездил на север страны, в одно занятное викторианское местечко — прослышал кое о чем, приехал, уболтал застройщиков, которые хотели было распотрошить дом и устроить там деревенскую гостиницу. Там изумительные вещи, такие панели…
Джереми снова излучал энтузиазм и энергию. Баранина была забыта, принесли пахлаву, и она оказалась по-настоящему хороша. Раздражение Мэрион улетучилось, ей стало весело. Ну да, рано или поздно. Но, может, лучше поздно. Куда спешить.
— Здесь мои мысли об историческом процессе, — сказал Генри, отдавая Роуз пачку листков. — О противоречивости прошлого — почему что-то происходит так, как происходит. Неплохо для вступления, правда?
Роуз кивнула. Да пускай себе!
— Итак, было бы хорошо, если бы вы это набрали и распечатали. Нет, позвольте, сначала я прочитаю вам. Ведь все это должно быть сказано в камеру. — Он откашлялся и звучно, с театральными паузами, заговорил: — Лично я питаю слабость к точке зрения, известной как теория носа Клеопатры. Будь нос у Клеопатры на дюйм длиннее, и римская история сложилась бы по-другому. Возможно, я довожу до абсурда, reductio ad absurdum, но, когда речь идет о прихотливой последовательности событий, называемой историей, случайность приобретает огромное значение. Мы обнаруживаем, что история держится на столпах, на ключевых фигурах, которые направляют эти события: Цезарь, Карл Великий, Наполеон, Гитлер. Если бы тот или иной человек, нет, лучше сказать персонаж, не существовал, насколько иначе могла бы сложиться история? Давайте сконцентрируемся на небольшом ее отрезке — на Англии восемнадцатого века, например, или на каком-нибудь другом столетии, и мы вновь обнаружим, что именно личности создают события, что человеческая рука вращает колесо истории. Приливы и отливы. Политические махинации. Где-то принято решение, а за много миль от этого места погибнут тысячи людей. Здесь можно провести аналогию с процессами, занимающими физиков, с теорией хаоса. Я всегда предполагал, что произвольные, случайные события часто приобретают определяющее значение, что очень небольшое нарушение может круто повернуть ход истории. Бабочка в бассейне Амазонки взмахивает крылышками, и в Техасе начинается ураган. — Генри наклонил голову и улыбнулся. — Хороший образ, правда? — Он сейчас обращался не к Роуз, говорил в камеру, общался с огромной аудиторией, которая завороженно внимала ему, сидя дома на своих диванах. — Я мало что понимаю в физике, вынужден это признать, но меня так и подмывает приложить эту теорию к историческому процессу. Что-то происходит и запускает нечто другое, а то в свою очередь приводит к чему-то совершенно неожиданному. Но можем ли мы что-то прогнозировать? Мы располагаем всего лишь опытом прошлого…
Генри отвлекся от камеры, вновь обратился к Роуз и милостиво поинтересовался:
— Как это прозвучало?
«Громко, — подумала Роуз. — Я бы убавила звук».
Но Генри был вовсе не нужен ее ответ.
— Мне кажется,
Кажется, он произвел впечатление. Эта молодая женщина клюнула на его возраст и опыт. На научный вес, если хотите. Это вам не юнцы, карабкающиеся по склонам холмов.
Генри было неуютно, ему пришлось мобилизовать все свои ресурсы, чтобы справиться с этим ощущением, беседуя с Делией Каннинг. Он чувствовал себя старым, хотя обычно не испытывал ничего подобного. Конечно, старость — это данность, состояние, от которого страдаешь, но достойный человек должен просто не допускать ее до себя, гнать, пока возможно. Конечно, раздражает, что начинаешь задыхаться даже на пологой лестнице — какие там холмы, — и с пищеварением черт знает что творится. Еще хуже эта пугающая тенденция внезапно забывать какое-то имя, причем из тех, которые всегда были на слуху, на кончике языка. Боже мой, подумать только: Старший и Младший Питты! Что ж, он извлек из того случая урок. По холмам лазать вовсе не обязательно, а иногда позволить себе бисквит, приготовленный Корри и пропитанный бренди, все-таки можно. Приступы грызущей боли в груди следует просто игнорировать. Генри всегда терпеть не мог людей, которые нянчатся со своими недомоганиями и паникуют по пустякам. Они-то и сыграют в ящик раньше всех.
Граждане старшего возраста — теперь термин. Отдает Великой Французской революцией — citoyen. [3] Кто это, интересно, выдумывает такие словосочетания? Какой-нибудь государственный служащий, аппаратчик? Гражданин Гладстон, гражданин Бисмарк, гражданин Черчилль — немало граждан старшего возраста направляли в свое время ход истории. В древних обществах пожилых людей уважали, к ним обращались за советом, и правильно делали. Культ молодости — современное явление, к тому же препротивное.
3
Гражданин (фр.). — Прим. перев.
В молодости Генри на всякий случай всегда вел себя со старшими почтительно — никогда не знаешь, чья помощь тебе потребуется. Кроме того, нужные люди должны знать, кто ты такой. Потом молодые в свою очередь нет-нет да и стучались к нему в дверь, и Генри, пожалуй, это нравилось. Небольшой кружок способных учеников — неотъемлемый атрибут значительного ученого. Их ряды за последнее время поредели, хотя некоторые еще держались, особенно если хотели получить протекцию или рецензию на свою работу. Он еще бывал нужен. Но в общем и целом Генри теперь был очень далек от молодежи, если, конечно, не считать вездесущих ребят с орущими плеерами, мчащихся по тротуарам на своих мотороллерах и так и норовящих сбить Генри с ног. Нынешних молодых следовало бы поставить на место, а не делать из молодости культа. Надо бы снова ввести для них период обязательного ученичества. Пусть походят в подмастерьях. Да и против детского труда он ничего не имеет.
— Нет, — сказала Делия Каннинг.
Генри положил листок на письменный стол, плотнее прижал к уху телефонную трубку. Не ослышался ли он?
— Нет?
— Боюсь, что так не пойдет. Это… слишком многословно. Не то, что нужно.
Генри удивленно заморгал. Многословно?
— Понимаете, с таким текстом вы будете выглядеть невыигрышно, — объяснила Делия. — Нам нужно нечто непосредственное. Один из наших сотрудников набросает текст и подъедет к вам с ним до съемок. Молодой человек вам понравится, у него есть историческая база. Он изучал историю в… э-э… кажется, в Манчестере. Я дам вам знать, когда ознакомлюсь с его вариантом текста. До свидания.
Генри положил трубку. Многословно? Какая наглость! Но придется с ними считаться, если хочешь, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки.
Мэрион пришлось полностью переделать ванную, на что ушло много времени. Эта квартира просто пожирала ее время. Ну что ж, все равно сейчас нет других заказов. Трудолюбивые поляки работали отлично, но оплаты требовали по максимуму. Иногда случались языковые трудности. Не раз приходилось посылать за племянником. Он обращался со своими дядьями как с капризными детьми, которые не виноваты в некоторой своей неполноценности.