Как все это начиналось
Шрифт:
— Думаю, терьер. Может быть, джек-рассел-терьер. Антон, породы собак — самая ненужная в мире информация.
— Разве есть что-то ненужное? — удивился он. — Все, что здесь, — тут он постучал себя согнутым пальцем по голове, — однажды будет нужно.
— Может быть, — пожала плечами Роуз. — Вот я совсем не интересуюсь собаками, а ведь вспомнила несколько пород, когда понадобилось.
— И мы могли поговорить о собаках. Это не нужно, но дает имена для меня всему здесь. Какое это дерево?
— Господи!.. Липа, должно быть. Вон те — точно липы. Я и в деревьях
— Плохо, что я заставляю вас меня учить. Все. Больше никаких названий. Хватит. Когда ты иностранец, все время… ищешь, что еще узнать. Я должен узнать, как называется то и это. Как дети, — улыбнулся он.
— Да, я испытывала что-то подобное, когда была на каникулах за границей. В Греции. Так и хотелось кричать: «Помогите мне, я не знаю, что это за знак!»
— Вот, вы меня понимаете, — снова улыбнулся он.
— Разве что для вас это не каникулы, — заметила она. — Это… серьезно. Мне кажется вы очень… волевой человек. И смелый, — добавила Роуз.
— Смелый? — удивился он.
— Рядом с вами я чувствую, что моя жизнь была очень легкой.
— Вы чувствуете… неудобно? Простите меня.
— Нет-нет! Просто отчасти виноватой. Это вы меня простите.
Антон сокрушенно воздел руки:
— Мы пошли погулять, а теперь все повторяем: простите, простите. Что такое?
Он засмеялся. Роуз тоже.
— Глупо, — сказала она. — А прогулка и правда приятная, да и дождь кончается. Нам надо идти. Вы еще не видели Круглый пруд.
— На прошлой неделе я ходил вдоль реки. Как вы мне сказали. Я взял книгу и карту, шел далеко-далеко. Было хорошо.
— Я думаю! Я бы хотела…
Они уже собирались выйти из кафе.
— Я бы хотела… — Она замялась.
— Вы бы хотели, — повторил он.
— Я бы хотела тоже быть там с вами. Может быть… Может быть, в следующий раз погуляем по городу вместе?
— Я надеялся: а вдруг вы скажете это, — произнес Антон. — Я очень-очень надеялся.
10
У Генри есть кое-какие сомнения насчет съемок. Его никогда раньше не мучили опасения, и такой опыт ему совсем не нужен. Он хочет положить этому конец. Ему надо поговорить с Делией Каннинг. Генри необходимо услышать, что, вопреки опасениям, его речь была потрясающей и программа, несомненно, будет запущена, а может быть, и не одна.
— Письмо миссис Каннинг, — сказал он Роуз, потом задумался, наморщил лоб. — Нет, пожалуй, лучше позвонить по телефону. Письма обычно кладут в долгий ящик. Наберите миссис Каннинг, скажите, что вы секретарь лорда Питерса, которому хотелось бы услышать соображения миссис Каннинг по поводу программы. Серии таковых. Вежливо, но настойчиво.
Роуз набирает номер, Генри слушает, барабаня пальцами по столу. Надо ли говорить, что ее не соединяют с Делией Каннинг. Разговор секретаря с секретарем. Патовая ситуация.
Роуз смешит Шарлотту и Джерри, имитируя голос Генри, а потом и секретарши Делии Каннинг, которая сладко выводит: «К моему глубокому сожалению, боюсь, Делия не сможет сейчас
— Бедный старик. Это не его среда, он чувствует себя с ними не в своей тарелке. Мне так его жаль.
Шарлотта рада, что Роуз в хорошем расположении духа. Ее настроение действительно кажется приподнятым, и это для Шарлотты большое облегчение. Значит, ее постоянное присутствие в доме не слишком надоело Роуз. Шарлотта напоминает себе, что оно ведь когда-нибудь закончится, хотя как раз сегодня возвращение домой представляется ей очень отдаленным проектом. Случилась неприятность. Она поскользнулась, когда возилась на кухне, и ударилась бедром, пусть не очень сильно, но достаточно, чтобы захромать еще заметнее, да и боль опять разыгралась.
«Вот так! — прочитала Шарлотта в глазах Роуз. — Ты по-прежнему считаешь, что можешь справляться сама?»
Теперь, когда у нее появилось очень много свободного времени, Шарлотта погрузилась в размышления. Она думает о прошлом и — с раздражением — о настоящем. Прошлое не ушло, теперь оно стало тем спасительным балластом, без которого ее лодка опрокинулась бы. Она вновь мысленно посещает разные места, любовно перебирает в памяти имена людей. Ее голова полна тем, что тогда говорили Том или Роуз в своих разных ипостасях — девушка, ребенок.
«Как чудесно, — думает Шарлотта, — что прежняя жизнь сохранилась и даже в каком-то смысле продолжается, не утеряна, вдруг возвращается к тебе. Это не разрушится, пока я не умру».
О настоящем думать не так приятно. Оно полно раздражающих мелочей. Проблем, которые приходится решать каждый час. Принимать или не принимать таблетку болеутоляющего? Проверить, на какое число назначен следующий осмотр. Рассердится ли Роуз, если Шарлотта предложит свою помощь по дому, например захочет погладить белье? Когда, когда, ну когда же наконец она сможет переехать к себе? И вдруг, подобно солнцу, внезапно освещающему все вокруг, приходят моменты счастья: серебряный серп новой луны на вечернем небе, запах сирени, который она улавливает, ковыляя к воротам, звуки фортепиано, на котором играет соседская девочка.
Антон дарит ей букет кремовых тюльпанов:
— В знак благодарности. Потому что теперь я читаю. Почти читаю.
Антон и правда идет вперед семимильными шагами. Неудивительно, что он так радостно размахивает своими тюльпанами.
У Антона нет времени на раздумья. Не очень-то поразмыслишь, когда занят тяжелым физическим трудом. А когда он не на работе, времени все равно не выкроить. Надо же читать, спать, на все обращать внимание. Да и обстановка там, где он живет, не очень располагает к размышлениям: телевизор, игра в карты, пиво, постоянное подтрунивание друг над другом. Но Антон каждый день ухитряется находить убежища, в которые можно спрятаться на пару минут и насладиться ощущением больших возможностей. Правильно, что он приехал сюда. Еще немного — и можно будет претендовать на настоящую работу. Подумать только, ведь уже весна, почти лето. Как солнце светит!