Как все начиналось

Ефиминюк Марина Владимировна

– Чего?

– Пошёл в болото! Не видишь, я пытаюсь не умереть?

Ваня обиделся, исчез в проёме окна и уже из сада протянул:

– Меня на работу взяли, пойдём, отметим. Сергий уже там.

Я тяжело вздохнула:

– Петушков, я не буду праздновать, что для нас праздник, то для данийцев горе. Я не хочу выходить на улицу, они подстерегут меня за углом, пришибут оглоблей и отберут медаль! – сквозь наваливающийся сон я несла чушь, надеясь, что приятель уберётся восвояси.

– А ты её под подушкой спрячь!

– Черт! –

я сдалась и поднялась с постели.

На улицах было как никогда пустынно, дождик зачастил, а ветер усилился. Я зябко поёжилась, повыше подняла воротник куртки и спрятала замёрзшие руки в дырявые карманы.

– Храм открыли? – хмуро спросила я у качающегося Петушкова, пытающегося подстроиться под мою семенящую походку.

– На завтра перенесли.

Около входа в нашу излюбленную таверну стояла «телега бесконяга». Я с удивлением уставилась на неё и покачала головой:

– Надо же не боится на ней по городу ездить!

Маленькая таверна оказалась забитой людьми, уточню, именно людьми. Данийцы сейчас прятались дома и доставали из чуланов чёрные траурные флаги, в знак моей победы.

Здесь собралась вся словенская община, они сидели за огромным столом, сдвинутым из всех маленьких столиков по обеденной зале. Советник Леонид с полной рюмкой в руке говорил заунывным голосом тост, некоторые, не дожидаясь окончания, вероятно, очень длинной и, несомненно, поучительной истории таверна пила и веселилась.

Наше появление встретили бурными овациями, люди повскакивали со своих мест, целовали, хватали за спутанные кудри, а пьяный изобретатель Игнатий, набравшийся под завязку сладкой настойки и напрочь забывший повод веселья, попытался схватиться за мои уши, решив, что я сегодня именинница.

Потом я увидела Фатиа, от удивления у меня отвисла челюсть. Властитель сидел, закинув ногу на ногу, с пивной кружкой, вместо кубка в нетвёрдой руке, и мутным взглядом рассматривал окружающих. Сергий что-то настойчиво нашёптывал ему на ухо, скорее всего, это была скабрёзный анекдот, потому как Арвиль вдруг откинул голову и совсем не по властительски захохотал, брызжа слюной. Тут он заметил меня, широко ухмыльнулся и ткнул пальцем в мою сторону:

– Аська, у тебя вся рожа расцарапана!

Я разозлилась, лицо моё, и вправду, представляло страшную смесь синяков и ссадин, к вчерашним боевым ранам прибавились тёмные царапины на полщеки после соревнований.

– Фатиа, проигрыш празднуешь? – зло бросила я, сверля его раскрасневшееся лицо яростным взглядом.

– Ася! – икнул Магистр Леонид. – С Властителем так не разговаривают! Иди, выпьем.

Я демонстративно отвернулась и подсела к противоположному концу стола.

В разгар веселья мне опять захотелось ласки, тепла сильных мужских рук, а главное свежего воздуха. Пошатываясь и держась за крышку стола, я с трудом поднялась.

– Ты куда, победительница? – заорал на всю таверну пьяный в грабли Сергий.

– Прогуляюсь, – буркнула я. Пока я шла до двери, то моей

единственной целью был свежий воздух, но после удара о плавающий перед глазами косяк я подумала: «А поеду-ка я Армана успокою».

Мелкий дождик превратился в настоящий ливень, тяжёлые капли падали на землю, пузырили лужи. Темноту прорезал свет из окон таверны, одиноко мокла «бесконяга». Не долго думая, я забралась на неё, едва не свалившись в грязь со скользкой подножки. Дверь таверны со скрипом отварилась, и в освещённом проёме появился Игнат с бутылью в руках, чтобы не рухнуть со ступеней в траву он схватился за косяк. Заметив меня, он с трудом произнёс:

– Вы куда собрались? – скорее всего, меня он видел во множественном лице.

– К Арману сер-сер-серенады петь! – я икнула и закрыла рот двумя руками. – Па-па-падвезешь?

– Садитесь, – кивнул Игнат. – Хотя, – он махнул рукой, – Вы и так сидите!

Он быстро забрался на телегу, поёрзал на лавке, усаживаясь, и щёлкнул пальцами. В котле заурчала и закипела зелёная жижа.

– Впе-впе-вред! – прокричала я. Мы поехали, изобретатель намертво схватился за управляющую крестовину и сфокусировал взгляд на тёмной дороге.

– Меня! Меня подождите! – я с трудом повернулась и увидела бегущего правильным зигзагом Петушкова. Он со всего размаху обрушился на дно телеги так, что затрещали колёса, и выдохнул, – догнал!

– Ох, ребята, – прогудел Игнат, – много вас, а «бесконяга» только четверых выдержит.

Я безрезультатно попыталась посчитать сколько «нас» сидит на лавке: я, раз, и Ваня, два, Ваня, раз, и я, два. Я задумалась, получалось как раз четверо: я, ещё раз я и два Петушкова. «А кто же тогда телегой рулит?» – задалась я вопросом.

Ощущения были странные: привычной, как у лошади тряски не было, но на камнях и ухабах подбрасывало и качало, пришлось схватиться за края лавки, чтобы меня случайно не выкинуло за борт. Сбоку мелькали тёмные мокрые деревья, в лицо летели капли дождя и дул яростный ветер.

– Кучер! – заорал сзади Ваня. – Поддай!

Игнат неопределённо кивнул и щёлкнул пальцами, жидкость закипела ещё сильнее, деревья и дома замельтешили перед глазами, дождь бил наотмашь. Я подскакивала, как на пружине, к горлу подступила тошнота, зажимая одной рукой рот, другой я вцепилась в скамью.

– Ещё! – подстёгивал пьяный Петушков.

– Не могу, – Игнат пытался перекричать грохот колёс по каменной дороге, – боюсь, заклинит!

Потом он неожиданно для себя щёлкнул пальцами, нос «бесконяги» приподнялся, словно сама телега собиралась взлететь. Я завизжала, забыв про тошноту. Мы поехали под гору, не успев повернуть к Властительскому парку, я заголосила ещё громче.

– Аська! Замолчи! Уши закладывает! – кричал сзади Ваня.

Но я ничего не могла с собой поделать, глядя на то, как Игнатий остервенело, выпучив глаза, крутит в разные стороны рулевую крестовину, испуганный вопль сам вырывался из моего горла.