Как закалялась жесть
Шрифт:
— Эндогенных мало, — пояснила она, вытаскивая ящички. — Требую чего-нибудь экзогенного. [17]
— Выпивку ищешь?
— Нет, не выпивку.
— А что?
— А вот это, — показала она ампулу. — Чтобы закрепить наш союз.
Кетамин.
Борис Борисович рывком сел.
— С ума сошла? Я колоться не буду!
— Кто тебя заставляет колоться? Не надо колоться. Мама один фокус знает… — Елена достала закопченную ложку и зажигалку, — …мне однажды показала. — Надломила ампулу и заполнила ложку раствором. — Смотри…
17
Внешнего
Щелкнула зажигалкой, поднесла огонек. Жидкость быстро запузырилась.
— Сейчас все лишнее выпарится. Получим чистейшую, кристальнейшую, безупречнейшую диссоциацию сознания. Знаешь, что такое диссоциация сознания?
— Да побольше тебя. Реальные картинки смешиваются с глюками.
— В данном случае только с приятными. И никакого похмелья.
— Насчет похмелья — спорно. Я только не понимаю, зачем нам это…
— Хочу! — капризно сказала Елена. Она выключила зажигалку. На дне ложки остался белый порошок. — Подождем, пусть остынет, — она положила наркотик перед зеркалом…
И вдруг принялась раздеваться.
Отвлеклась на пару секунд, чтобы расстегнуть Борису Борисовичу брюки и рвануть на нем рубашку. Посыпались пуговицы.
— Давай, давай. Трахнемся с кайфом, вот зачем. Не боись, я пробовала.
— Пробовала? — спросил гувернер потрясенно. — Ты, девочка, даешь…
Разделись быстро. Оба. Он стоял — слегка поплывший, плохо соображающий, что делать дальше. Елена сорвала с постели одеяло:
— Ну ты, каменный! Согрей барышне ложе.
Он неловко полез на кровать. Она взяла ложку с кетамином.
— Остыла кашка? Остыла… Эй, смотри, как надо. — Макнула палец в порошок и промазала себе нос. — Вот ты и нашел свою сказочную принцессу, богатырь. Не отставай, а то улечу одна, без тебя. На!
Он медлил.
— Да бери же!
Он отвел ее руку.
Тогда Елена залезла следом на кровать, встала перед гувернером на колени (соски — точнехонько в его побледневшее лицо), сунула ему под нос ложку и нехорошо спросила:
— Проблема? Трабл?
— Ноу трабл, — попытался он улыбнуться. — Просто…
Она вдруг чихнула, успев отвернуться.
— Просто, ты трус и ханжа. Это первое. Второе — ты мне не доверяешь.
Она осторожно вернула ложку с порошком на туалетный столик, упала на спину, заложив руки за голову, и закончила мысль:
— А если не доверяешь, пошел отсюда на хер. Не ломай кайф, мудила нудный. Нудила мутный…
Молчаливая борьба между страхом и алчностью опять исказила лицо мужчины. Впрочем, длилось это лишь миг.
— Хорошо, — решился он. — Отравимся вместе.
Храбрился, чудак.
— Сиди, я все сделаю, — произнесла Елена с нежностью.
Она самолично обработала его ноздри порошком — чтоб наверняка и без сюрпризов.
Результата ждали, взявшись за руки. Спустя несколько минут Борис Борисович внезапно замер — с опущенными веками. Тут же раскрыл — нет, распахнул глаза и с изумлением оповестил окружающий его мир:
— Я не понимаю! А где прямые углы?
Зрачки в его глазах играли, выплясывая бешеный танец.
— Фантастика! — прошептал он. — Радуга — во всю глубину!
Это был «приход»…
Елена села по-турецки, поджав ноги, и натянула на плечи одеяло.
Устала. Так мало сделано, столько еще предстоит, а уже устала… Кусок дерьма, уткнувшийся ей в живот, восторженно изрек:
— Влагалище — это мировой океан! И наоборот! Ух, ты! Если падать, то в бесконечность! Марианская впадина…
— Я держу тебя, — отозвалась Елена и зевнула.
— Спасибо, леди. Солнечные блики играют на «барашках» волн. Какие очаровательные бирюзовые кудряшки! Я так и знал, что ты красишься. Надо быстрее. Осторожно, Ленка, двери комкаются. Придержи створки.
— Мои двери открыты только для тебя.
— Ух, ты! Урология — моя слабость. Тайная любовь. Урология — это катетеризация всей страны! Ленин сказал!
Она оторвала от себя Бориса Борисыча и уложила его, не обращая ровно никакого внимания на стоящий колом член. Наступало то, ради чего вся эта интрига с кетамином была затеяна.
Допрос под «дурью».
Проверочка…
Кетамин развязывает языки, вызывает неконтролируемое словоизвержение. И если направить речевое возбуждение в нужную сторону, встроившись в чужие глюки, можно узнать все, что человек скрывает. Впрочем, если ты сам в этот момент под действием наркотика, то ничего из речей своего партнера не запомнишь. Вот почему Елена организовала подлый обман. Вовсе не выпаренным кетамином она намазала себе ноздри, а простой содой, которую заблаговременно насыпала в пудреницу возле зеркала. Макнула в ложку средний палец, а в нос сунула указательный. Древняя детская «наколка». Борис Борисыч, к счастью, попался.
— Полетели, — сказала она.
— Куда? — с готовностью дернулся он.
Она взяла его руку в свою.
— Держись за меня.
— Летим синхронно?
— Само собой… Москву видишь?
— Где? Подожди… О! Какая палитра, какие мазки.
— Давай на улицу Амундсена.
— А где это?
— Что, никогда не был?
— Там наши враги? Мой меч к твоим услугам, — гувернер взялся свободною рукою за член. — Смотри, я прокалываю галактику… планета за планетой… ты сними доспехи, это, право, лишнее…
Он принялся ожесточенно онанировать. Елена, скривившись, прикрыла его куском простыни.
— Пространство искажается, Борька. Летим к тебе домой. Надо срочно забрать то, что ты прячешь.
Он ахнул.
— Опять искажается?
— Комкается.
— Я прячу их не дома, я закопал это в горшок с пальмой.
— Пальма, которая в гостиной?
— Там.
— Тогда летим в гостиную.
— Сквозь стены?
— Прорубайся мечом.
— Ура!
— Если окропить землю в кадке твоим семенем, тайник даст побеги.