Как запело дерево
Шрифт:
— Дедушка, они же забьют его насмерть!
— М-да, пожалуй с них станется! Если кайры хотят прогнать кого-то из своих, но злости с ними никакие птицы не сравнятся. Хотел бы я, чтобы тот самый ученый из Роскофа объяснил мне, что здесь творится… Пик-Квик твой вроде как зачумленный… этакий козел отпущения.
Я не совсем понял, что значит зачумленный и козел отпущения. И что общего между птицей и козлом? Но тогда мне было не до расспросов. Мне было ясно, что Пик-Квику не повезло и что дело может обернуться для него совсем плохо… Но Пик-Квик молодец! Он рванулся, оторвался от преследователей и вот уже подплыл
— Дедушка, что же нам делать?
— Что делать, что делать… Жалко тебе кайренка?
— Ну конечно, дедушка! Они же разорвут его на кусочки!
Пик-Квик плыл футах в четырех-пяти от лодки, а преследователи гнались за ним по пятам. Это нечестно! На одного малыша — целая банда. Он был как мальчик с пальчик среди людоедов, он рвался вперед, но долго бы не выдержал, и в конце концов палачи его бы прикончили.
— Черт возьми, — выругался дедушка, — нельзя же позволить этим кровопийцам разделаться с ним! Ну и раз тебе его жалко…
Он перестал грести, чтобы лодка замедлила ход.
— Лови скорей своего Пик-Квика. — Дедушка помолчал, закурил трубку… — Там видно будет, что делать с этим злосчастным пингвином!
Я понял, что дедушка поступил так, чтобы доставить мне удовольствие. Но будьте уверены, ему и самому не очень-то приятно было глядеть на расправу.
Я накрыл Пик-Квика сачком как раз тогда, когда его уже нагоняли, и втащил кайренка в лодку. Бедняжка рухнул у основания мачты. Его сердце стучало у меня под ладонью, как колотушка. Странно, но я чуть не заплакал.
— Ну-ну, Пик-Квик, успокойся, теперь тебе нечего бояться.
Он смотрел на меня своими блестящими и круглыми, как вишенки, глазами. Преследователи остались позади и пусть себе орут — нам с Пик-Квиком наплевать на их ругань.
Дедушка выпускал большие клубы дыма и смотрел вдаль.
— Дедушка, а можно его у нас оставить?
— Хм, оставить. Это дело непростое, малыш. Кайры созданы, чтобы жить в воде и ловить рыбу. Я видел, как приручают поморников, по поморнику хорошо: захочет — улетит, а захочет — прилетит обратно. Ну а кайра существо хрупкое: по суше ходит переваливаясь, а летает не дальше курицы. — Тут дедушка опять потер нос большим пальцем. — Да и не знаю я, как на это твоя мама посмотрит. Кайра в доме вряд ли это ее обрадует.
Пик-Квик прижался к моей ноге, я почувствовал тепло его тела.
— Дедушка, а если его в курятнике держать?
Дедушка усмехнулся.
— Петуху не очень-то понравится эта хромая утка. Ну а кормить его чем будешь? Ты об этом подумал, Льомик?
— Ну уж чего-чего, а рыбы я ему всегда наловлю сколько угодно.
— Все равно сначала надо поговорить с мамой. Ну и дети пошли — на все у них готов ответ. — Дедушка натянул матросскую фуражку на самые глаза, как будто ему мешало солнце, хотя солнца видно не было. — Кайра в доме! Неслыханное дело — кайру приручить, даже если ее и прикармливать рыбой.
— Дедушка, но нельзя же его бросить!.. Это слишком жестоко — сначала спасти, а потом выкинуть, как старый хлам!
— Ладно, ладно, дома решим на свежую голову.
Все в порядке, дедушка сдался.
Пик-Квик чувствовал себя на баркасе как дома: расхаживал взад и вперед, смотрел, где что лежит, — прямо таможенник.
«Пик-квик! Пик-квик!»
Он уже вполне освоился.
Над «Пенн-дю»
Мама была на кухне и чистила крабов. Я тихонько вошел с Пик-Квиком на руках. Он, к счастью, молчал — видно, решил сделать передышку — и терся грудкой о мои руки.
— Ты только посмотри, мама, кого мы тебе принесли. Бедненький, остался без родителей, а сородичи его прогнали. Эти злюки чуть его не убили. Мама, посмотри, он, кажется, уже привык ко мне. Ты ведь любишь меня, несчастный бездомный сиротка? Мама, он такой ласковый, такой милый. Его зовут Пик-Квик.
Как будто в ответ на это обращение «несчастный бездомный сиротка» вдруг распрямился, как пружина, вырвался у меня из рук, прыгнул на стол и запустил свой длинный клюв в миску с очищенными крабами. Ой-ой-ой, какое неудачное начало для знакомства с мамой! Этот бесстыдный обжора не устоял перед соблазном. А мог бы и сообразить, что сейчас не время для проказ. Мама живо смахнула Пик-Квика со стола, он спланировал и шлепнулся на кафельный пол. Пик-Квику это не понравилось. Вскочив на лапы, как чертик на пружине, он вытянул шею и гневно заверещал: «Пик-квик! Пик-квик! Пик-квик!» — как будто пластинку заело. Он был похож на Вуди-Вуд — сойку из мультфильма, которая рассердилась на белку за то, что та выдергивала у нее перья из хвоста.
Пик-Квик очень рассердился на маму. Ох и честил он ее на птичьем языке, наговорил, наверное, кучу дерзостей! И мало того, он вдобавок пустил лужу. Вот грязнуля, а я-то старался, защищал его.
(Ведь когда мы вернулись в порт, дедушка сказал: «Сам разбирайся с мамой, сам защищай своего пингвина — посмотрим, какой из тебя адвокат получится. А я пошел к Пьеретте купить табаку». Попросту говоря, дедушка улизнул.)
Адвокат! Каково быть адвокатом, когда сверкающий чистотой пол украсила лужица.
— Мама, я сейчас уберу за ним. Помнишь, когда Чемпион был маленький, он тоже всюду лужи оставлял.
Чемпион — это наш кот. Я подобрал его и принес, голодного и тощего, домой. А сейчас он толстенный рыжий котище, настоящий чемпион по ловле мышей.
Пик-Квик понемногу успокоился. Ах, если бы он понял, что надо замолчать и стать совсем-совсем незаметным. Мама вздохнула. Лучше бы уж рассердилась. Когда мама вот так вздыхает, у меня слезы к горлу подступают.
— Ну мам!
— Вспомни, Гильом, ты принес домой Чемпиона, когда он был еще котенком. Хорошо, Чемпион у нас остался, а сколько еще зверей перебывало в доме! Сорока с перебитым крылом, две морские свинки, белые мыши — целый выводок, и кот всех их съел. А еще ежи, которые разворошили грядки с салатом, и крот, которого ты вытащил бог знает из какой норы, ему у нас так понравилось, что он разрыл весь сад.
— Крота поймал не я, а Жан-Пьер Беллен. Но я ведь не знал, что…
— А хомяк? Ты тоже «не знал, что…»? Уж и намучились мы с этим твоим сокровищем.
Я опустил голову. Ну конечно, опять о хомяке вспомнили. В самом начале зимы он внезапно исчез. Уж я искал его, искал — нигде найти не мог… А знаете, где его через два месяца обнаружила мама? В кожаном кресле в гостиной. Он прогрыз снизу обивку и устроил там себе теплое гнездышко среди пружин и конского волоса. Но мама больше ничего не сказала про хомяка.