Как запело дерево
Шрифт:
Я ничего не сказал, потому что за столом дети не должны влезать в разговор взрослых, но в глубине души я скорее был согласен с дедушкой.
Пик-Квик сумел постоять за себя… Он показал себя мужественным и сообразительным — спасся от гнева больших кайр и проучил Чемпиона, пожирателя воробьев.
Это не так уж мало. И потом, ведь Пик-Квик мой друг…
На следующее утро я пошел в школу. Ребята уже знали, что я подобрал на островах птенца кайры, и только об этом и говорили. Как сказал бы дедушка, прачечное радио работало на всю катушку. В его времена все деревенские новости — и правду,
— Говорят, ты его удочкой на палтуса поймал?
— А мамаша Ле Коз болтает везде, что морская птица в доме приносит несчастье.
— Скажи, Льомик, а ты не стащил своего пингвина на Рузике?
Ненавижу вранье, сплетни и вообще всякое свинство. Я рассказал, как все было на самом деле. Так что хватит.
— Мы, Танги, не разорители гнезд. А кто станет всякую ерунду болтать, будет иметь дело с моим дедом Гильомом Танги. И точка.
Потом все стали рассказывать истории о морских птицах — кого можно приручить, а кого нельзя.
Лойк Кадью вырастил птенца чайки, но тот исчез через полгода.
— Твой Пик-Квик рано или поздно удерет. У этих дикарей никакой благодарности нет, даже за еду. Как только они смогут сами прокормиться, поминай как звали! И уже навсегда.
Пьеро Кере, сын автомеханика, сказал, что его дядя выдрессировал баклана для рыбной ловли. Тут все недоверчиво загудели, а он сказал:
— Провалиться мне, если я вру. Дядя привязывал баклана к буйрепу, надевал ему на шею кольцо и отпускал в воду. Когда баклан хватал рыбу, дядя тянул за канат, кольцо сжимало баклану горло, и он не мог эту рыбу проглотить. Тогда дядя ее подбирал. Пьеро — всем известный врунишка, но это уж было чересчур.
Тити Массон здорово его поддел:
— Ну ты даешь, Пьеро! Это же китайцы придумали. Я сам по телевизору видел месяца три-четыре назад, да и ты тоже…
Пьеро замолчал, но покраснел как рак.
А Франсуа Козанне, как всегда, уперся:
— Будь уверен, месяца через два твой кайренок сдохнет. В одно прекрасное утро он околеет, и придется тебе копать могилку.
— Ну, ты, приятель, — сказал я ему, — повтори-ка еще разок, и я тебе врежу.
Трусишка Козанне спрятался за ребятами.
— Все равно твой пингвин сдохнет — вот смеху будет!
Ну и вредина этот Козанне! Я погнался за ним, но он дал деру, а Жан-Пьер Ле Галль, мой лучший друг, остановил меня. Да и звонок на урок прозвенел, и месье Фюстек уже стоял в дверях.
Жан-Пьер прошептал мне:
— Гильом, ты не оберешься неприятностей. — Жан-Пьер — парень с головой. Он лучший ученик в классе и вечно сидит за книжками. — Да-да, старик, это пахнет полицией! Ты же знаешь, что Рузик — заповедник. Там и перышка нельзя тронуть. Правда ты выловил Пик-Квика в море, но около самого острова. Это все равно что ты украл его.
Об этом я как-то не подумал.
— Ну-у, — ответил я, — я не сделал ничего плохого, и вообще — дедушка знает все законы. Пик-Квик тонул в открытом море, как потерпевший кораблекрушение.
А тут еще мама… Она дала мне двадцать четыре часа, чтобы выпустить Пик-Квика обратно в море. Маму я боялся больше, чем
Математика. Чтение. И напоследок — стихи наизусть:
Как только пеликан, в полете утомленный, Туманным вечером садится в тростниках… [4]4
А. де Мюссе. Майская ночь. Перевод В. Рождественского.
Наверное, кайра и пеликан родственники… Мои мысли все время возвращались к Пик-Квику… Только бы Мари-Франсуаза не впустила его в кухню! Только бы он не очень напачкал в дедушкиной пристройке! Только бы он сам не нашел дорогу к морю… Между шоссе Семафор и бухтой Пелинек всего три поля да дюны. Я представил себе, как Пик-Квик бежит по пляжу, хлопая крыльями. Я был уже как на иголках, когда в половине двенадцатого наконец прозвенел спасительный звонок.
У булочной я встретил дедушку. Он был совершенно невозмутим.
— Дедушка, как там Пик-Квик?
— Может быть, ты сначала поздороваешься, паршивец? Или тебе теперь пингвин дороже деда?
— Здравствуй, дедушка, здравствуй… я так беспокоюсь.
Щека у деда шершавая, как наждачная бумага.
— Да в порядке твой Пик-Квик! Я накормил этого обжору и чуть не оглох от него утром, пока чинил сети.
— А что мама…
— Она уже не собирается его выгонять, но послушай моего совета: держи своего кайренка взаперти. Лучше бы он вообще в доме не показывался. Ты же знаешь, мама любит, чтобы все блестело. Хватит с него двора и пристройки. Он прекрасно расположился там на куче старых канатов.
Я крепче сжал дедушкину руку. Огромную мозолистую ручищу с крепкими, как клешни омара, пальцами.
Хотите верьте, хотите нет, но едва я толкнул калитку во двор, как Пик-Квик радостно бросился мне навстречу.
«ПИК-КВИК! ПИК-КВИК!» Он вился вокруг меня и ласково поклевывал в ноги.
— А говорят, у зверей нет сердца, — проворчал дедушка.
Мы с дедушкой понимаем друг друга с полуслова. Он тоже полюбил Пик-Квика.
На пороге появилась мама. Она улыбнулась, и я почувствовал, что у меня словно камень свалился… этак килограммов в десять весом. Я понял, что мама не прогонит Пик-Квика обратно в море. Она догадалась, о чем я думаю, и ее поцелуй был еще нежней, чем обычно. Мама засмеялась и погладила меня по голове.
— Дурачок, я и не собиралась прогонять твоего бедного сиротку, но послушай меня, малыш… — И она сказала уже серьезно: — Если Пик-Квик все же уйдет от нас к своим, для тебя это будет большим горем.
— Но свои отказались от него. Они сами его прогнали.
Мамина рука соскользнула мне на плечо.
— Он уйдет, Гильом. В один прекрасный день его заставит уйти неведомая сила — сила, которой он не сможет не подчиниться, ибо так устроена природа. Его позовет голос моря и морских просторов, и никто не удержит его, даже ты…