Как запело дерево
Шрифт:
Пик-Квик с достоинством покидает поле битвы и трется о мои ноги. Куры кудахчут как бешеные, а петух начинает задыхаться. Я раздвигаю прутья, освобождаю Турка, и он трусливо убегает.
— Ты чемпион, Пик-Квик, настоящий чемпион, — говорю я и глажу его.
И действительно, ведь он победил Чемпиона и Турка. Кота положил на обе лопатки, а петуха нокаутировал. Неплохой дебют для морского гостя.
А что было потом? Потом случилось самое замечательное. Пик-Квик покинул дедушкину пристройку и взял себе в привычку спать на насесте в курятнике. Вечером он проскальзывал между прутьями, пробирался
Турок покорился. Он больше не паша в своем курятнике.
С каждым днем Пик-Квик все прочнее входит в нашу семью. Море ему вроде бы и не нужно, только приходится его кормить три раза в день кусочками свежей рыбы.
Наступили каникулы. Два долгих свободных месяца простирались передо мной, как золотой пляж, как безоблачное небо. Каждый день в прилив мы с дедушкой выходили в море. Между Рибеном и Терро мы спускали в воду корзины для омаров, а на обратном пути на отмели возле Гозера и Ле Фура забрасывали с лодки сеть на мерланов.
Пик-Квик всегда ходил с нами. Он подрос, крылья у него стали сильные, суставы крепкие. А выпяченная грудка напоминала щит.
Пик-Квик облюбовал себе местечко на «Пенн-дю». Он устраивался на носу перед мачтой и наблюдал своими круглыми подвижными глазами за корзинами с рыбой. Он следил за ворами-поморниками и прожорливыми чайками, которые все время норовили схватить с палубы макрель или бычка. Как только грабитель начинал описывать круг над лодкой, Пик-Квик поднимал адский шум, осыпая непрошеного гостя угрозами и оскорблениями, пока тому не становилось ясно, что лучше поискать счастья где-нибудь в другом месте.
Тогда Пик-Квик победно щелкал клювом вслед противнику. Часами стоял он словно изваяние на носу корабля, переминаясь с ноги на ногу под плеск моря, и не обращал ни малейшего внимания ни на крачек с раздвоенными крыльями, задевающих на лету гребешки волн, ни на облепивших скалы бакланов, которые, словно каменные часовые, подстерегают косяки сардин или тюлек.
Казалось, Пик-Квик начисто забыл о своем прошлом.
Я угощаю его всякой мелочью из корзин с креветками, крохотными безымянными рыбешками, которые водятся у скал и в водорослях, — они блестят, словно серебряные лезвия, или переливаются всеми цветами радуги, скользкими угорьками и колючими морскими чертями с ярко-красным воротником.
Пик-Квик стал уже не так прожорлив, как в первые дни. Он изящно берет рыбу, которую я выбираю для него. И смакует, словно знаток.
В порту Пик-Квик выходит из лодки последним. Следуя за мной по пятам, он поднимается на пирс, и клюв его достает до моей корзины. Туристы смотрят на нас с величайшим удивлением. Они ничего не смыслят в морских птицах. Им приходится по сто раз повторять, что Пик-Квик — кайра. Кайра! Они никогда не слыхали о кайрах и требуют объяснений.
— Понимаете, кайра — это такой пингвин, который обитает у нас на Семи Островах.
Я, конечно, знаю теперь гораздо больше о кайрах, но мне неохота заводить с ними разговор, а то их расспросы никогда не кончатся.
Я прочел книгу о перепончатолапых. Я узнал, что такие кайры, как мой Пик-Квик, водятся в северных морях и устраиваются тысячными колониями по берегам Лабрадора
Наш рыжий кот Чемпион смирился с пребыванием Пик-Квика. Во всяком случае, он не осмеливается выпускать когти и шипеть на пего.
Все идет прекрасно!
Однажды в июле дедушка собрался за дорадами в Шемине — так называются скалы за Рузиком. Он потер нос большим пальцем и сказал:
— Возьмем с собой Пик-Квика. Интересно, как он поведет себя рядом с гнездовьем кайр.
Мне тоже было интересно. На мгновение у меня сжалось сердце, но я убедил себя, что Пик-Квик не удерет. Он ведь уже привык к миру людей. Все вышло так, как я и думал.
Пик-Квик, стоя на своем посту, уделил некоторое внимание стае глупышей, охотившейся за рыбешками, но, когда дедушка подошел к скалам, где гнездились кайры, Пик-Квик даже не ответил на призывные крики собратьев. Он и головы не повернул на их оглушительное пик-квиканье.
Дедушка краем глаза наблюдал за ним.
— Он делает вид, что не узнает своих. Они ведь что-то рассказывают ему на своем наречии, и Пик-Квик все понимает! Чертов пингвин! Я-то думал, что он начнет трещать еще громче, чем они.
— Он бросил у нас якорь, дедушка. И потом, Пик-Квик, наверное, помнит, как его преследовали взрослые кайры.
— Может, и так. И все же удивительно, что он так себя повел…
Но я был рад, что Пик-Квик не обратил внимания на своих сородичей. Теперь я убедился, что он никуда не уйдет.
Июль… Август… Сентябрь…
Последние отдыхающие складывают чемоданы. Из бухты исчезают прогулочные яхты. Через несколько дней мне идти в школу.
В воздухе разлита какая-то печаль, но дни стоят чудесные. Утром легкая дымка окутывает море за Сен-Жильда и цепочку островов. К десяти часам жаркие лучи солнца рассеивают туман и освещают вересковые заросли на Срединном острове, каменистые отмели Зильека и песчаные берега острова Край Света. Стрелка барометра не сходит с пометки «ясно». Море спокойно, словно озеро, а к вечеру поднимается легкий ветерок. Дедушка почти все время ловит креветок — такого изобилия я не помню. И только «королевский букет»! Настоящий триумф! Иногда мы поднимаем по два килограмма за день.
— Давно в сентябре не было такого улова, — говорит дедушка.
Пик-Квик, как всегда, на носу. Мы так привыкли к его присутствию, что почти не замечаем его…
Дедушка поднимает корзину, открывает крышку и точным движением снимает латунную проволоку, к которой крепится приманка. Креветки копошатся по углам. Дедушка опрокидывает корзинку над ведром, и оттуда падает целый поток креветок.
— На первый взгляд граммов двести, дедушка.
— Тогда порядок, малыш.
Я протягиваю ему прут с зелеными крабами. Он насаживает приманку и снова закрывает корзину. «Пенн-дю» возвращается к зарослям ламинарий. Дедушка знает это место как свои пять пальцев — не ошибается и на двадцать сантиметров.