Какая-то ерунда (сборник рассказов)

Хургин Александр Зиновьевич

В общем, Сева правильно поступил, что Чапу не захотел слушать и не пошел с ним. Умно поступил. Потому что теперь и денег вот у Чапы, считай, не осталось ничего, и ищут их.

А Сева, он по-другому придумал. Он решил сам все сделать, по-своему. Чтоб и без свидетелей, и гарантия чтоб сто процентов. Он квартиру решил грабануть. В смысле - свою квартиру, ну, то есть паханов. Придумал он так и стал додумывать, как именно все это провернуть. Он сначала хотел просто монтировкой двери подломить для блезиру, когда паханы на работе будут, и забрать все, что надо - сберкнижки особенно, деньги, ну и другие ценные вещи, которые места мало занимают. Чтоб не таскаться. Но он опасался, что кто-нибудь увидеть может, как он двери свои будет подламывать. На такой случай можно, конечно, ответить, что ключи он, допустим, забыл или потерял. Но тогда уже дело сорвется, тогда уже больше не полезешь, пахан сразу про все сообразит. Он, пахан, у Севы не совсем дурак, чтоб не сообразить.

И тут, пока Сева думал и обдумывал, ему неожиданно повезло. И хорошо повезло, по-крупному. Пахан за матерью не заехал после работы, чтоб домой ее отвезти, и она автобусом поехала. А у нее там, в давке и в толкучке, сумочку разрезали и вычистили до дна. Кошелек вытащили, ключи и паспорт. Ну короче все, что там лежало, то и вытащили. Пустая сумочка осталась. И разрезанная.

И здесь уже Сева не растерялся.

Раз так пофартило ему. Прямо на следующий день все и оформил. Открыл дверь своими ключами, зашел, перчатки на руки натянул и для создания видимости перерыл всю квартиру вверх ногами. Все три комнаты и кухню. А взял, конечно, только книжки и деньги - те, что у паханов лежали сверху для каждодневного использования - на питание там и на другие текущие расходы. Он их мог бы, конечно, и оставить паханам, эти деньги, но не оставил, взял. Просто ради правдоподобности картины преступления. Ведь настоящий же вор не оставил бы эти деньги. Ну и Сева не оставил. Он и цацки материны взял из шкафа, не оставил.

А паханы с работы пришли - елки! Ограбили. Пахан вызвал своих, из милиции, и начали они разборы. Смотрят - двери целые, замки не поломанные.

– Ключи, - говорят, - кроме вас и членов семьи, есть у кого-то еще? Преступники ключами воспользовались.

А мать Севы говорит:

– Ни у кого нету ключей. Но меня, - говорит, - вчера в автобусе обворовали. Сумочку разрезали, а в сумочке и ключи были, и паспорт.

– Значит, ясно, - милиционеры говорят.
– Они узнали ваше местожительство, и квартиру открыли вашими же ключами.

Так и в протокол занесли. А Севе этого и надо было от них. Он все, что из квартиры унес, спрятал пока, на первое время, в автоматической камере хранения, на автостанции. Сложил в свой "дипломат" и спрятал. Там, на автостанции, камеры эти пустуют постоянно, и их никто никогда не вскрывает, как на вокзале, и можно поэтому не по три дня, а по месяцу и больше вещи в них держать и не заглядывать.

Ну вот, спрятал Сева все свое добро в камеру хранения и продолжает жить прежним образом жизни, не подавая никакого вида. В бурсу ходит на занятия, в качалку. Ну и на автостанцию хоть и редко когда, но появляется. Чтоб "дипломат" свой в другую ячейку перепрятать. А вот видик Сева так пока что и не купил себе. Денег у него теперь, конечно, валом, на любой видик хватит, даже и на самый лучший, с телевизором. Но как же он его купит? Паханы ж спросят, откуда деньги он взял в таких непостижимых размерах. А что он на это сможет ответить?

Поэтому и не покупает Сева себе видик. Хотя, конечно, и мог бы. 1991

РАСКЛАД

Значит, расклад сил на тот день, в какой Саянову забрали, был примерно такой: проживала она, Саянова то есть Галина Максимовна, самостоятельно, с двумя принадлежащими ей детьми от первого раннего брака в малосемейном общежитии, занимая одну комнату с кухней и с удобствами. Первый ее муж, Саянов Антон Петрович, с которым они находились в состоянии развода не менее пяти лет, на данный момент состоял во втором новом браке с женщиной, имеющей ребенка, но хорошей. И жили они с ней в снимаемой временно квартире, также, кстати, однокомнатной, и платили за проживание там какие-то несуразно большие деньги хозяйке, которая сама с сыном жила в другом месте, у своей бабушки. А его, первого, значит, мужа Саяновой, теперешняя жена ходила беременная в декретном отпуске и родить обещала, как говорится, с минуты на минуту. И кроме этого еще один наиважнейший нюанс имел тут свое особое место. Прописан Саянов был у своей родной матери. Он при разводе выписался из малосемейки как мужчина и порядочный человек, не имеющий к бывшей жене матери своих детей - ни малейших имущественных притязаний, а к собственной своей матери - прописался, по праву сына. Но он у нее не жил ни единого дня, так как они друг друга не любили. А Дима Рыбин у своих родителей не только что прописанным был, но и жил с ними с тех пор, как с Саяновой у него семейные отношения прекратились полностью. Саянова-то с ним, с Димой, после развода своего половой связью была связана на протяжении большого отрезка времени. И в дом его ввела к себе, и он жил, являясь ей гражданским мужем, а детям - считай, отцом и старшим товарищем. И состояли они в таком, не зарегистрированном нигде добровольном браке несколько лет подряд, а потом Дима, наверно, Саяновой приелся. Она вообще в жизни разнообразие ценила и уважала, а Дима - он человек неразнообразный. Так, как бы и ничего человек, а неразнообразный. И неразговорчивый. Ну, короче, за эти четыре, что ли, года, какие они жили совместно, он мог, конечно, приесться такой человеческой натуре, как Саянова. И наверно-таки, приелся. И она взяла себе моду домой возвращаться, когда ее левой ноге приспичит и под газом, и сытая, и всякая. И интимной жизнью с Димой жить начисто перестала. Скорей всего, и мужик у нее появился какой-нибудь на стороне. Дима некоторое время с терпением это переносил, в себе, а после сказал ей, что как-то оно не того получается, и что терпение у него, между прочим, свой край имеет, а она в свою очередь предложила, если ему чего-то не нравится, расстаться красиво и без выражения взаимных претензий и разногласий и чтоб нервы зря не трепать. А Дима сначала сказал, что вроде бы у них не так еще все безвыходно плохо, чтоб расставание устраивать просто за здорово живешь и вообще неуместный выходит какой-то с ее стороны образ действий. А она сказала - образ как образ и опять за то же самое взялась. И Дима собрал кое-какие свои личные манатки, типа там бритвенные принадлежности, носки, рубашки, засунул их в сумку и отчалил. К отцу с матерью жить, где и прежде жил, до появления на его пути Саяновой. Правда, и обиделся он на нее до глубины души. И она, значит, осталась сама в этой квартире с детьми от первого брака - мальчиком Юрой десяти неполных лет и девочкой Светой - восьми, тоже неполных. А работала Саянова бухгалтером в кооперативе. И получала в месяц восемьсот рублей. И от мужа бывшего, Саянова А.И., за сотню рублей приходило ей стабильно. Так что в плане социального обеспечения они были достаточно защищены от жизни, если по сравнению с абсолютным большинством населения брать. Но и работы у Саяновой всегда много было, выше головы. И на работе много, и домой она часто и густо работу приносила, потому что не успевала все необходимое в рабочее время выполнять. В общем, трудилась она насыщенно, но в свое удовольствие (ей работа ее по душе приходилась), а дети в школу ходили, учиться. А вечером они придут после продленки, и она через часа два за ними с работы вернется, перекусить что-нибудь простое сготовит, поужинают, и дети до отхода ко сну своим чем-нибудь занимаются, детским, а она - своим. И дошло у Саяновой до того, что деньги те, которые она зарабатывала в кооперативе своем, потратить ей не удавалось. Потому что день до вечера на работе, вечером - домой, так как дети сами сидят. Денег куры не клюют, а холодильник пустой. И бардак в квартире кромешных размеров. Когда Дима с ними жил, он как-то незаметно успевал все купить и подметал когда-никогда,

и пылесосил. А без него с этим у Саяновой труднее стало. Но она по воскресеньям выскочит, накупит всего, что попадется ей, и неделю как-нибудь они проживали, питаясь этими закупленными продуктами. А насчет уборки - так она предрассудками себя не обременяла, в смысле, не это в жизни для себя считала за главное. Такое вот, значит, положение было в общем виде, и еще по поводу Димы - они с Саяновой, когда расставались, так между собой договорились: раз все, значит - все. И тянуть нечего, и приходить ему не надо больше ни в гости, никак. И он давно уже к ним не приходил, живя собственной личной жизнью и не знал про их дела совсем ничего. И Саянов давно к ним не заходил. Ему не до заходов было, потому что период беременности у его сегодняшней жены очень тяжело протекал, и все семейные вопросы лежали целиком и полностью на его плечах. И вот при таком раскладе Саянову неожиданно забирают и возбуждают против нее уголовное дело, хотя, может, и не совсем неожиданно ее забрали, если подробно разобраться и сопоставить предшествующий ход событий. А казус там получился следующего содержания: кооператив-то их этот самый при одном промышленном гиганте был организован, их при этом гиганте штук семь или восемь числилось, всяких разных кооперативов. Вот. И пользовался он, значит, их кооператив, излишним оборудованием этого гиганта и тому подобным для своих производственных целей и нужд. А за это, конечно, генеральному директору платил тысячу каждый месяц. В смысле, наличными деньгами. А за аренду помещения и станков и за электроэнергию платил само собой, отдельно, согласно заключенному договору. И вот этот генеральный директор вызвал как-то раз председателя их кооператива и говорит без зазрения совести:

– С этого дня, - говорит, - надо будет вам две тысячи платить, а иначе нет мне резона попустительствовать, чтоб вы уникальное импортное оборудование гробили и сырье на дерьмо переводили.

А председатель говорит:

– Мы так не договаривались.

А генеральный директор говорит:

– Ну так договоримся.

А председатель:

– Нет, не договоримся. И я, - говорит, - заявлю, что вы взятки с кооперативов вымогаете путем государственного рэкета.

И с этими словами покинул кабинет и дверью саданул так, что секретарша подпрыгнула - не сдержался.

А буквально через каких-нибудь два дня прибыли к ним в кооператив правоохранительные органы власти, произвели изъятие всей документации и всей наличности, сейф пустой опечатали и на расчетный счет в банке арест наложили. А еще неделю, значит, спустя председателя забрали. И Саянову как бухгалтера кооператива с ним заодно забрали. Сказали, что обнаружены у них серьезные преступления в области финансовой дисциплины, направленные на подрыв экономической модели чуть ли не во всем окружающем регионе. Саянова говорит, что у меня же дети в школе. Двое. Как же можно меня забирать? А органы говорят: "Дети к делу не относятся". И увезли их. А Юра со Светой из школы пришли после продленки, как всегда, ждали-ждали, а матери нету. Они поревели и спать без ужина и при электрическом свете легли, чтоб не так страшно самим ночью в квартире было. А утром опять в школу пошли.

А Дима, он работал на этом же промышленном предприятии-гиганте, при котором кооператив был зарегистрирован. И Саянова раньше на нем работала. Ей и малосемейку от этого предприятия шесть лет назад выделили. А потом из-за отсутствия средств строительство жилья предприятие заморозило на неопределенный срок, и реальной перспективы на получение квартиры у Саяновой не осталось никакой. И она в кооператив перешла. А Дима так и остался на предприятии. И вот он пришел на работу, а там уже слухи всякие невообразимые гуляют во всю - что посадили и председателя, и бухгалтера, и всех виновных, и что хищения выявлены в особо крупных размерах. Дима послушал эти слухи и говорит:

– Это кого ж посадили?

А ему говорят:

– Как кого? Саянову твою посадили, и председателя ихнего. И правильно, - говорят, - сделали, что посадили. Давно пора всех этих кооператоров начать сажать.

Ну, Дима отработал рабочий день и пошел домой. В трамвай не сел, а пешком пошел. Чтобы проветриться. Идет мимо школы, смотрит, а Юра со Светой стоят. Под дверью.

– Вы, - Дима спрашивает, - чего стоите тут, под дверью, и домой не идете?

А они говорят:

– Мы маму ждем, когда она с работы будет возвращаться.

Постоял Дима с ними и говорит:

– Ладно, пошли со мной. Не будет мамы.

И повел их за руки. А Юра спрашивает:

– А почему мамы не будет?

А Дима говорит:

– Да это, уехала она. Ну, послали ее. По работе.

– А она скоро вернется?
– Юра спрашивает.

А Дима говорит:

– Не знаю.

Ну и пришли они домой - к ним то есть, к Юре и Свете. Дима на базар сгонял - у них базар под боком располагается - мяса взял, огурцов, в хлебный зашел, принес все это, мясо поджарил, вермишели нашел и сварил и накормил их, детей, значит, досыта. А после кормежки вышел на улицу и из автомата отцу с матерью позвонил, что ночевать пока приходить не сможет. Чтоб не ожидали они его и не переживали, потому что все у него вполне хорошо. И остался Дима с детьми Саяновой - чтоб им одним не быть. Хотел он, правда, и отцу их позвонить, поставить его в известность, какое создалось чрезвычайное положение вещей, но номер телефона не был ему известен, и Дима решил, что это не к спеху, решил, что Саянов по-любому каким-нибудь способом все узнает или просто к детям в гости придет, и Дима ему все расскажет, а пока, решил, пускай так будет, пока я и сам с ними поживу. А там, может, и не подтвердятся факты, и Галку оправдают и отпустят на свободу. Да, и еще он выяснил, где ее содержат, Галку, добился приема у тамошнего начальства и обратился с просьбой передать ей, что с детьми, мол, все устроилось. А они сначала помотали ему кишки по поводу того, кто он такой и что именно и конкретно его с арестованной Саяновой тесно связывает, но в конце концов передать про положение детей обещали. Записали все его данные и, если вы нам, сказали, понадобитесь в ходе дела и следствия, мы вас пригласим по повестке. Но они так его и не пригласили. Значит, не понадобился он им, а на суд Дима, конечно, и сам, без их приглашения, пришел. И на суде, как и надеялся он, сплетни насчет особо крупных хищений не подтвердились, и Галке поэтому суд определил только два года без конфискации. И председателю их тоже столько же дали и тоже без конфискации. Поровну, короче говоря, им дали. И пришлось Диме, значит, в отсутствии Саяновой жить с Юрой и Светой и их растить и содержать. Но, правда, и муж бывший Галкин, отец их родной, как узнал про Галку, сразу к Диме прибежал. И они поговорили. Он говорит, что я даже и не знаю, как быть и что делать, у меня ж ведь жена только-только родила, и ребенок слабый и больной, и саму ее еле спасли, думали, не выживет, и комната у нас тринадцать метров, и та не наша. А Дима говорит, что не надо ничего определенного делать, я с ними побуду. С детьми. И муж Галкин бывший очень за эти слова Диму благодарил и сказал, что дает твердое обещание к ним часто приходить и деньги в размере алиментов как минимум обязуется выплачивать, как и раньше, и в остальном тоже будет Диме в меру сил способствовать.