Каким ты вернешься? Научно-фантастические повести и рассказы
Шрифт:
— А почему робот Т-шесть бьет гайкой по куску ваты?
— Его основная специальностьЧзаколачивание костылей, гвоздей… Сейчас он играет роль главного печатедержца. Ставя печати, он производит те же движения, что и на работе, поэтому может сразу же перейти к основному делу. Игра для него — подобие зарядки…
— А этот шпалоукладчик почему здесь командует?
— Но он в данное время не нужен ни для чего иного. Он тоже участвует в игре и машет руками, повторяя движения укладки шпал…
Петр Ильич все еще хмурился. Подозрительно глядя на И-пятнадцатого, он спросил:
— А если ему так понравится командовать, то он потом не захочет работать?
И-пятнадцатый секунду помолчал. Я знал: его удивил вопрос.
Но вот робот почтительно ответил:
— Я его выключу, подожду, пока остынет лампа Ц-один, и снова включу.
…Когда мы возвращались, Петр Ильич упрямо сказал:
— А все-таки я не доверяю И-пятнадцатому. Следовало бы лишний раз проверить наладку.
— Ну что вы, он вполне налажен, — без тени сомнения ответил я. — Об этом свидетельствует его логика.
— Что именно?
— Хотя бы то, как он распределил обязанности между роботами…
У ЛЕСНОГО ОЗЕРА
Научно-фантастический рассказ
На столе перед моим товарищем лежала газета. Одна из заметок была обведена красным карандашом.
— Можно? — спросил я, придвигая к себе газету.
Он молча кивнул.
В газете сообщалось, что в австралийской бухте, почти полностью отгороженной от океана скалами, рыбаки заметили пятнадцатиметровое чудовище, похожее на гигантского краба. Предполагают, что это доисторическое животное — представитель вида, который размножался и дожил до наших дней в исключительно благоприятных условиях.
Я прочел заметку и вопросительно взглянул на товарища — немногословного молодого человека с гладко причесанными волосами, в неизменном сером костюме. Люди, мало знавшие его, не поверили бы, что он может мгновенно преображаться, что его глаза приобретают ястребиную цепкость и лицо становится дерзким и красивым. Это случалось всякий раз, когда нужно было принять смелое решение, разрешить необъяснимую загадку природы. И сейчас он заговорил не о чудовище. Заметка была лишь поводом для его рассуждений:
— Тот, кто прочитает книгу природы, станет всемогущим. Но природа говорит загадками, как мы — словами. Она задает загадку и отвечает на нее загадкой. И так без конца…
По глазам его было видно: он вспоминал. И я догадался, о чем он вспоминает.
— Нет, товарищ молодой начальник, я не могу повести туда, — сказал Курсандык. — Я очень беспокоюсь за ваше и за свое драгоценное здоровье.
— Ладно, — махнул рукой Валерий. — Тогда хоть расскажи об озере. Только подробнее.
— Это можно, — обрадовался Курсандык. Глаза его еще больше сузились, словно он увидел все, о чем рассказывал:
— Мой отец, большой охотник, не видел озера Желтых Чудовищ. И мой дед, большой охотник, тоже не видел озера. Но дед нашел в лесу больного человека, и человек рассказал ему все.
Курсандык откинул голову и посмотрел на небо. «Зачем на земле существуют такие страшные вещи? Наверное, они созданы богом за грехи людей», — думал он. Но мужчине далеко не все мысли подобает произносить вслух. Он снова заговорил, слегка напевно, раскачиваясь всем телом:
— За большим холмом, который называется Холмом Трех Дорог, начинается путь. Он лежит не по правой дороге, которую сделали твердой и блестящей мои и твои братья. Средняя дорога ведет через лес к пустыне. Но и не по ней тянется путь. Надо ступать ногами по левой дороге…
Валерий подумал, что если Курсандык говорит лступать ногами? то по дороге действительно не проехать.
— Четыре дня надо ступать по дороге широким шагом, а потом тропа уводит в гору. Подъем очень тяжел. Со скал можно упасть и убиться, в лесу из-за листьев не видно неба. Тот, кто осмелится, пробудет в пути еще девять дней, если пойдет широким шагом и даст сну завладеть собой не больше, чем на пять часов в ночь. Он узнает о близости озера Желтых Чудовищ по тому, что трава и деревья станут желто-красными. И сам человек тоже пожелтеет, и силы покинут его тело…
Курсандык посмотрел на Валерия, словно хотел прочитать по лицу, не боится ли тот, и продолжал;
— «Силы покинут его тело, — сказал больной человек моему деду», — но если смелость останется в его душе, он проползет по тропе и увидит озеро. Нет, первое, что увидит тот, кто осмелится, будут чудовища. Они стерегут священное озеро и выползают на берег, на черные камни. Они похожи на огромных червей, больше роста человека, и на палицы богатырей, и на головы, отделенные от тела…» — Курсандык вздохнул и тихо добавил: — Больше тот человек ничего не видел. Как только чудовища заметили человека, они устремились к нему. Он успел уползти по тропе, и чудовища его не преследовали. Можно подумать, что их власть лежит в узком круге… Валерии перевел взгляд на своих товарищей-студентов, участников научной экспедиции. «Кто из них пойдет со мной к озеру? Никто не знает, какая опасность там ожидает…» И, не колеблясь, ответил себе: «Все пойдут. Аркадий пойдет потому, что смел и любопытен, как всякий исследователь. Олег ни за что не отстанет от товарищей. Петя пойдет потому, что боится, но не сознается себе в этом».
А в Курсандыке нечего было сомневаться. Как только он увидит, что участники экспедиции готовы тронуться в путь, он займет свое место проводника — впереди отряда. Он похлопает друзей по плечам и притворится, будто просто испытывал их смелость, рассказывая всякие ужасы, а сам, мол, ничего не боится.
И Валерий подумал о себе: «А почему я иду? Почему, как я только услышал об озере Чудовищ, я уже знал, что увижу его? Что заставляет меня совершать обдуманные и необдуманные, полезные и ненужные поступки, забывать о том, что для других составляет смысл жизни, и всегда жадными глазами смотреть в глубину неизведанного?»
…Они были в пути седьмой день. Курсандык вел экспедицию так уверенно, будто прогулки к озеру Чудовищ входили в круг его давних обязанностей.
Тропа, по которой шли, только условно могла называться тропой. Она терялась через каждые сто шагов, и, чтобы ее отыскать, приходилось прорубаться сквозь заросли. Деревья стояли, тесно прижавшись друг к другу, сцепив ветки. Одинокие солнечные лучи торчали из листвы, как сверкающие иглы. Даже воздух, казалось, был зеленоватым, густым, горьким на вкус.