Какого цвета любовь?
Шрифт:
Аделаида не успела ответить, как мама отогнула воротник пальто и увидела белый шарф. От такой сверхнаглости, как явиться в дом в чужой вещи мама опешила. Мама строго настрого запрещала давать свои вещи, а тем более брать чужие! Они же все грязные! Вот так Аделаида и заражается от других чесоткой, а мать должна её лекарством обмазывать и потом стирать за ней простыни. И глисты тоже от чужих вещей!
Она вцепилась в шарф мёртвой хваткой бультерьера:
– А это ещё что такой?! Что такой, – я тебя спрашиваю?! – мама уже топала ногами, и её тёплая слюна противно летела в лицо. Она
Каким-то невероятным усилием, схватив шарф прямо под подбородком двумя руками, Аделаида выдернула голову из петли.
– Так ты же не слушаешь, что я говорю! – по щекам её ручьём текли слёзы. Было очень больно и обидно. Она села на кровать вся мокрая и красная, стараясь отдышаться.
– А что ты мне говоришь?! Что ты мне можешь сказать?! Ну, давай, говори, говори! Я слушаю, – мама сделала рукой жест, более всего присущий Элен Безуховой, и присела на самый краешек стула, как если б ей предложили беглый просмотр пьесы в захудалом театре заснеженной глубинки. – Ну, давай, давай, я тебя слушаю!
– Мы были на Красном мосту всей школой. Но мне там стало плохо…
У мамы вытянулось лицо. Она чуть приподняла голову, показывая тем самым, что вся во внимании. Сарказм сменился лёгким удивлением. Она даже как будто озадачилась от неожиданности.
– Да, мне стало плохо…
– Что значит «плохо»?! Почему тебе должно быть «плохо»?! У тебя что – болезнь какая-нибудь?! Ты что, худая и малокровная?! Ты совершенно здоровая девочка! Что ты наговариваешь на себя?! Что значит «плохо»?! – повторила мама.
– В автобусе воняло бензином и, когда приехали, у меня закружилась голова!
– Ох! Подумаешь! У меня всё время она кружится, и что теперь?! Ты это называешь «плохо»?! «Плохо» бывает мне, когда ты меня изводишь, когда мучаешь. У меня поднимается давление и сердцем становится плохо. Вот это «плохо»! А то, что тебя тошнит в автобусе, так тебя всю жизнь в них тошнило! «Плохо» ей!
Маме, казалось, доставляло удовольствие произносить слово «плохо». Она его жевала, сосала как карамельку, повторяла на разные интонации и меняла голоса. То на распев и жалостливо, то резко и сердито, то пискляво и просительно.
– И что мне теперь делать, чтоб тебе было «хорошо» и не было «плохо», я тебя спрашиваю?! Не езди! Сиди дома! Что я тебе могу ещё сказать? Ну, так и что было дальше? Тебя там тошнило и… и что?
– И я не могла обратно ехать домой на том же автобусе и меня домой привёз… привёз один врач!
– Ка-а-акой такой «врач»?! – мама снова стала оживляться. Затихший было интерес к Аделаидиному путешествию вспыхнул с новой силой. Возникла тема для воспитательной работы. – Откуда взялся там «врач»?! Тоже с вами на слёте был?! Что ты со мной делаешь, а?! Уходила из дому – довела меня, я чуть не умерла, еле отдышалась! Пришла – снова мне сейчас плохо станет! Ты специально это делаешь, я не понимаю?! Испытываешь моё терпение? Что, он там был один такой «врач» и не могли вызвать «скорую»?!
– Откуда в лесу «скорая»?
– А откуда в лесу врачи?! – мама опять встала со стула и приблизилась к Аделаиде. – Ты подло врёшь! Я тебя знаю – что ни скажешь, то соврёшь! Ты с ним в машине в лес поехала! Ты сидела у него в машине, я тебя спрашиваю?! Сидела?! И он тебе за это шарф подарил! Ах, ты уличная!
– Да плохо мне стало там, понимаешь?! – Аделаида уже сама кричала во весь голос. – У меня начались твои проклятые «тра-ля-ли»! Это знакомый Лилии Шалвовны, нашего завуча, и она попросила человека меня отвезти в больницу! Я в больницу не поехала! Я её боюсь, боюсь эту больницу, понимаешь – бо-юсь!!! Шарф надо вернуть! Он мне его одолжил, не дарил, потому что я замёрзла!
– Да? Так если тебе было так «плохо», как ты говоришь, почему он тебя сам не отвёз в больницу?
– Одну?! Да-а-а?! – Аделаида вдруг сама поняла, какой ужас мог бы выйти из её прибытия в больницу, и почему Владимир Иванович не настаивал… Она вспомнила, что когда в Турции после землетрясения под завалами находили женщин, то спасатели-мужчины не смели к ним прикасаться, чтоб вытащить из-под обломков. Они только раскапывали и потом звали членов их семей, или женщин-спасателей, чтоб они «прикасались к женщине», поднимали этих пострадавших и клали на носилки.
– Что тут такого?! – мама внезапно сменила фронт наступления. – Лилия Шалвовна его, говоришь, знает! Миллион людей лежат в больнице одни – и ничего! Позвонила бы оттуда, или я или папа бы пришли.
– В гинекологию?!
– Ну, ладно, ладно, – разочаровавшись в разговоре, перевела тему мама – и он теперь знает, где ты живёшь? Значит, все соседи видели, что ты выходила из его машины? Он тебя до дома подвозил, или чуть дальше остановил?
– Чуть дальше.
– Сколько ему лет? Он молодой?
– Мама! У него трое детей!
– Воо-о-о! Вот именно таких и надо бояться, у которых по трое детей! – Мама снова мыслила привычным образом. – Глупая ты, глупая! Я спрошу у Лилии Шалвовны, что это за знакомые такие? Конечно, увидел в лесу молодую, красивую школьницу, совсем юную, и подвезти захотел! Кто бы не захотел?
Аделаида готова была умереть. Голова раскалывалась, голос мамы звенел в ушах и приносил неимоверные и физические и моральный муки.
«Она, наверное, надо мной издевается, – или действительно ничего не желает ни знать, ни видеть, ни понимать! Меньше всего по отношению ко мне подходят слова „юная школьница“! Я, когда не видно лица, больше похожа на многодетную мамашу, причём опять беременную. Это же невозможно, чтоб нормальный человек не понимал, как мне плохо, и вместо того, чтоб помочь, все его мысли были не „опозорила“ ли я семью»?
– Он тебя в машине трогал?! – Мама сделала агрессивно-испуганное лицо, как если б её кто-то собирался насиловать, а она бы этого сама хотела.
«Нет! Эта пытка никогда не кончится! Какое сегодня число, чтоб запомнить?! День рождения Ленина-22 апреля! Да я бы этот день и так никогда не забыла! Да, лучше б я сейчас с ним рядом в стеклянном гробу и лежала!»
– Мама! Ты про что?
– Ну-у-у, – мама плавно перевела взгляд на шкаф, – я имею в виду, ну, там, делал вид, что фонедоскопом слушает, пуговицы тебе на груди расстегнул, или живот там смотрит, юбку поднял… щупал… или ещё что-нибудь? Откуда я знаю, как это делают?!