Какой простор! Книга вторая: Бытие
Шрифт:
— Я заместитель наркома и попрошу со мной не разговаривать таким тоном, — стиснув зубы, сказал Степан.
— Знаем, что заместитель. — Разглядывая расставленные вдоль стен для просушки картины, покрытые яркой мазней Василькова, Рябов насмешливо спросил: — Батюшки, а это что за натюрморты?
— Футуризм, современная живопись, — сразу успокоившись, объяснил Буря.
— Как же они попали в наш хутор? — спросил Барабаш.
— Привез показать батьку. Это вот, — Степан ткнул пальцем в цветные круги и квадраты, — «Тайная вечеря». Посредине Иисус Христос, а с боков апостолы. Крайний справа — Иуда Искариот.
— Всяк по-своему бога хвалит, — рассмеялся Рябов; не спрашивая разрешения, закурил и, кликнув своего дружка, удалился из хаты.
Утром, погрузив в сани не просохшие как следует полотна, Степан, Васильков и не совсем протрезвевший Кейбл по выпавшему за ночь снегу отправились в Чарусу.
В тот же день поездом они выехали в Харьков. Васильков, выйдя на узловой станции из вагона, быстро написал письмо в Управление погранвойск. Не подписавшись, он сообщал в письме о махинациях, проделанных с картинами, и советовал пограничникам конфисковать картины, смыть с них свежие краски.
Такое же письмо, полное орфографических ошибок, сочинила Одарка, в ту ночь навсегда ушедшая к Максиму Рябову, в крохотную его хатенку, прилепившуюся на краю хутора, на отлете, над глинищем.
На соломенной крыше этой хатенки было гнездо, и каждую весну, к великой зависти Федорца, селилась в нем пара влюбленных аистов.
Кто-кто, а уж Назар Гаврилович знал, что аист стережет счастье, не пускает в хату беду.
Уход дочери, как он считал, был «следствием политики». Самая надежная в семье — и вдруг ушла. «Ну и черт с нею. Может быть, это и к лучшему, что Одарка поставила крест на Степане, ушла к другому мужчине. Степан человек прошлого и ничего, кроме горя, дать ей не сможет, а Максим — человек будущего, — беззлобно думал кулак, сразу же примирившись с дерзким поступком всегда послушной дочки. — Но Максим все-таки мой враг, и он сделает все, чтобы отобрать не только мою дочку, но и мою землю и мой дом. Впрочем, еще не поздно: в любой момент можно хату спалить и податься за кордон, благо у меня теперь есть закордонные деньги».
XXVIII
Владимир Ильич жил в Горках, в особняке, принадлежавшем до революции московскому градоначальнику Рейнботу. Небольшой особняк этот, имевший телефонную связь с Москвой, по приказу Дзержинского с большим трудом приискал для Ленина комендант Кремля Мальков.
Впервые Владимир Ильич вместе с Надеждой Константиновной посетил Горки в конце сентября 1918 года и с тех пор по настоянию врачей несколько раз отдыхал в полюбившемся ему доме, среди соловьиных, живописных рощ Подмосковья.
В 1923 году Ленин окончательно поселился в Горках.
Охраняли вождя пролетариата небольшие отряды, выделяемые 4-м Видземским полком латышских стрелков, и курсанты 1-й Советской объединенной военной школы имени ВЦИК Советов.
21 января 1924 года в карауле находился Лука Иванов. Ему и раньше приходилось дежурить в Горках, и он не раз видел, как выздоравливающий Владимир Ильич с крестьянами ближайшей деревни отправлялся в санях на охоту.
Минувшая неделя выдалась солнечной и морозной, а 21 января небо нахмурилось с утра; к полудню его совсем заволокли свинцовые тучи, придавившие землю.
Мрачная погода сказалась на настроении молодого курсанта. Он тоскливо шагал по снежной длинной аллее, обсаженной высокими тополями. Небо темнело, и темней становилось на душе Луки.
Когда холодные тучи скрыли солнце и густые тени их зачернили снег, сердце Луки заныло. Почти физически чувствовал он приближение неотвратимой и близкой беды.
«Что бы это могло быть? — стараясь избавиться от тревожного предчувствия, думал Лука. — Может быть, что-нибудь случилось с отцом или мачехой?» Но ведь вчера, в воскресенье, он обедал у них в общежитии у Сретенских ворот, и они оба пребывали в добром здравии. Шурочка? Но третьего дня пришло от нее письмецо, в котором девушка сообщала о своих учебных занятиях, о том, как интересно исцелять больных, облегчать страдания. Школа? Но и с этой стороны ему ничто как будто не угрожало. Учился он хорошо, был дисциплинирован, начальство было довольно им.
Лука долго ходил взад-вперед по парку, сбивая снег с кустов бересклета, останавливаясь у замерзших прудов, покрытых толстым слоем снега. Голые деревья трещали на морозе, и этот сухой треск, звучавший в застоялой тишине, настораживал и пугал.
И вдруг Луку обожгла догадка: Ленин! Лука даже попятился, словно шагнул на край пропасти. Но ведь часовой, которого он сменил в полдень, сказал, что Ильичу значительно лучше. Вот уже больше года газеты не печатают тревожных правительственных бюллетеней о его здоровье.
Из аллеи был виден светло-желтый, окрашенный охрой двухэтажный особняк с шестью круглыми белыми колоннами и деревянным балконом, видны были отсюда освещенные окна комнаты, в которой жил Ленин. Они горели, как это казалось Луке, каким-то болезненным светом.
Он знал, что еще в прошлом году, в начале марта, Ленина настиг третий приступ болезни. Паралич правой руки и правой ноги, приковавший больного к постели, протекал мучительно.
В солнечные дни второй половины июля здоровье начало улучшаться. Ильич дышал медовым запахом цветущей гречихи, доносимым ветром, выполнял упражнения, чтобы восстановить утраченную речь, учился писать левой рукой.
В сентябре Лука видел, как Ленин сходил по лестнице со второго этажа. Он бросился помочь ему, но Ильич, улыбаясь, отстранил его здоровой рукой и, хватаясь за перила, сам сошел вниз. Начиная с этого дня Ленин ежедневно в своем большом автомобиле «делонэ бельвиль» выезжал на прогулку по глухим дорогам среди окрестных полей и рощ, затянутых тончайшей пряжей бабьего лета.
В середине октября Ленин ездил в Москву, и шофер рассказывал дежурным курсантам, что Ильич навестил Кремль и заезжал на Всероссийскую сельскохозяйственную выставку.
В начале ноября Ильича посетила делегация рабочих Глуховской фабрики, которая привезла ему вишневые деревца для оранжереи в Горках. Правда, делегация пробыла у него всего пять минут.
Последний консилиум в Горках с участием знаменитого профессора Бехтерева состоялся 15 января, состояние больного было признано удовлетворительным.
Горничная, по утрам убиравшая кабинет Ильича, по секрету рассказала своему ухажеру-курсанту, что третьего дня Надежда Константиновна читала мужу рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни». После этого Лука раздобыл в библиотеке неразрезанный томик Лондона и вслух прочитал этот рассказ товарищам-курсантам.