Календарь Морзе
Шрифт:
В коридоре меня перехватил Чото.
— Ну что, Антон, что?
— Ну, как что? — пожал плечами я. — Надень костюм… Есть у тебя костюм, чудило?
— Есть, — послушно кивнул мой ассистент.
— Так вот, — продолжил я, — надень костюм, купи букет и иди свататься.
— Но… — на него было жалко смотреть.
— Букет купи подешевле, все равно выбрасывать… И… — задумался я, — знаешь, что… Розы лучше не бери.
— Почему? — спросил окончательно растерявшийся Чото.
— Там шипы, — сказал я веско. — Зачем создавать лишнюю работу проктологу?
— Ну,
— Чото, ты мне доверяешь?
— Ну… Да… В принципе.
— Либо доверяешь, либо сам решай свои матримониальные проблемы, — я развернулся и пошел по коридору, насвистывая марш Мендельсона.
— Доверяю, Антон, как родной мамочке! — догнал меня Чото.
— Тогда костюм, букет — и вперед. Все будет… ну, не то чтобы хорошо, но лучше, чем ты думаешь. Вали, меня профессор ждет.
Чото вздохнул, закатил здоровый глаз, изобразил половиной лица последовательно отрицание, торг, гнев, депрессию, принятие — и свалил, наконец.
— Добрый вечер, дорогие, не очень дорогие и совсем низкобюджетные радиослушатели! С вами Радио Морзе и Антон Эшерский с передачей «Антонов огонь». Если бы сегодня было не тринадцатое, а двенадцатое, и не июля, а апреля, то мы бы отмечали День космонавтики. Это, скажу я вам, необычайно круто. Ну, то, что вообще существует космонавтика. Люди садятся на бочку с керосином, поджигают — и летят черт знает куда, в темный ледяной вакуум. Это одна из очень немногих вещей, которые оправдывают существование нашего, довольно неприятного во многих отношениях вида, перед Мирозданием. Именно это — готовность взлететь к небесам на струе огня, чтобы просто посмотреть, что там такое.
Поэтому на любого, кто скажет: «Нафиг нам этот космос, тут что ли проблем мало? Лучше бы на эти деньги мне сортир плиткой обложили…» — я смотрю с жалостью и презрением. Эти люди не просто живут зря, они еще и хотят, чтобы зря жили все остальные. А у нас в гостях профессор, академик, астроном, математик, специалист по физике космоса — Сергей Давидович Маракс! Здравствуйте, Сергей Давидович!
— Здравствуйте, Антон, — ответил мне профессор довольно мрачно, видимо предчувствуя первый вопрос. Ему, надо полагать, весь мозг уже вынесли этим вопросом, но медиа имеют свои законы, а законы эти имеют нас.
— Сергей Давидович, давайте сразу покончим с неприятной частью интервью — скажите честно, это не вы?
— Это не мы, — ответил академик, страдая лицом. — Мы в институте решаем, по большей части, теоретические проблемы космической и общей физики, у нас нет никаких сверхвозможностей, реакторов, коллайдеров, порталов в иные миры, свертывателей пространства-времени и прочих фантастических устройств. Проводимые нами эксперименты никак не могли стать причиной.
— А какие эксперименты вы проводили? — спросил я. — Ну, если это не очень секретно, конечно…
— Да какие секреты? — загрустил профессор. — Никаких секретов у нас нет… Двенадцатого июля мы, например, проводили эксперименты, проверяющие нарушение неравенств Белла. Тесты в режиме реального времени, в ходе которых измерялась поляризация запутанных фотонов…
— А можно как-то… не знаю, попроще, что ли, изложить? Боюсь, что некоторые наши радиослушатели могут не вполне отчетливо представлять себе, чему именно не равны неравенства Белла, и в чем запутались эти фотоны.
— Ну, сильно упрощая, — ученый закатил глаза, показывая, как его унижает такая необходимость, — мы использовали дальние астрономические источники в роли квантовых генераторов случайных чисел, чтобы подтвердить нарушение принципа локального реализма.
— И что не так с нашим реализмом?
— По крайней мере в пределах Млечного Пути локальный реализм нарушен, это можно считать доказанным.
— Все ещё не очень понятно, — признался я.
Профессор раздраженно поморщился.
— Локальный реализм является предположением, что все объекты обладают объективно существующими значениями своих параметров и характеристик, — он выделил «объективно существующими» голосом так, как будто это было что-то мерзкое и нелепое. — Эйнштейн иллюстрировал это следующим примером: «Луна не исчезает с неба, даже если её никто не наблюдает». Однако проведенные эксперименты опровергают это предположение.
— Исчезает? — удивился я.
— Вопрос лишен смысла, — пожал плечами профессор. — Ведь наблюдать это некому. Результаты какого-либо измерения не существуют до проведения измерения, хотя это не обязательно означает, что они создаются наблюдателем. Свойство Луны быть наблюдаемой на небе может быть диспозиционным.
Посмотрев в мои стеклянные глаза, он добавил:
— Луна имеет тенденцию быть наблюдаемой в небе, но это не значит, что она такова в текущей реальности, — чем ввел меня в окончательный мозговой ступор.
— Так, — сдался я, — давайте перейдем к более прикладным результатам ваших исследований. Ведь это вы доказали, что у нас всегда тринадцатое июля?
— Это результат элементарных астрономических наблюдений, — отмахнулся ученый. — Их мог проделать любой школьник с телескопом. Точки восхода и заката, фаза луны, расположение звезд…
— Школьник с телескопом сейчас встречается куда реже школьника с «Айфоном»… — вставил я.
— Безусловно, — подтвердил профессор. — Но встретившись, эти два школьника, не аннигилировали бы, как протон с антипротоном, а согласились бы друг с другом. У вас есть смартфон?
— Да, — немного удивился я.
— Какое число он показывает?
— Тринадцатое июля.
— То есть констатирует астрономический факт, хотя не имеет средств наблюдения за небом, так?
— Ну… Да.
— И откуда он это знает?
— Э…
— Помогу вам, — усмехнулся профессор. — Ваш телефон получает информацию о дате и времени от сотового оператора. Но, если отключить его от сети, то и в автономном режиме он покажет то же самое. Более того, даже механические часы с календарем, — он продемонстрировал какой-то дорогой с виду хронометр на правой руке, — ровно в полночь, игнорируя все законы элементарной механики, переведут свои диски с цифрами с тринадцатого на тринадцатое.