Календарь Морзе
Шрифт:
В этот день был запатентован напиток с бульбышками. Поскольку то, что он вредный, придумали намного позже, у человечества было время спокойно им насладиться. Даже пресловутую кока-колу, и ту продавали в аптеках — на одной полке с героином (средство от кашля), опиумом (средство от поноса), амфетамином (средство от астмы) и кокаином (отлично помогает при прорезывании зубов у младенцев). Очень может быть, что именно за то, чем вы невинно наслаждаетесь сейчас, когда-нибудь тоже будут сажать в тюрьму. Так что вы уж поторопитесь насладиться! А я передаю микрофон Евгению Продулову
Я запустил перебивку, уступил операторский стул Чото и вышел. Меня ждал бар в «Поручике» и, возможно, приятный вечер.
— Эй, привет, сосед! — встретил меня у подъезда местный алкоголик Дядьвитя. Он постоянно ошивается возле дома, где я снимаю квартиру, в поисках сшибить на чекушку. Я заскочил переодеться перед вечерним загулом и не был расположен к беседам, но Дядьвитя долгой практикой выработал в себе особую неотразимую прилипчивость, моментальную и прочную, как цианакрилатный клей. Проще было дать ему немного денег, чтобы отстал. Я уже полез в карман за кошельком, но он неожиданно отмахнулся:
— Не надо, сосед! Не нужны мне твои деньги, у меня зашибись теперь все!
— Работу нашел что ли? — удивился я. Дядьвитя не казался мне человеком, склонным к пошлому труду за деньги. Он личность цельная, ему от мира одно надо.
— Зачем мне работа, сосед? — засмеялся он. — Вот ты поработал — и в бар… В бар же?
Я кивнул, удивляясь профессиональной проницательности попрошайки.
— Во-о-от… — удовлетворённо сказал он. — А я теперь сам себе бар, смотри!
Он начал, покачиваясь, непослушными пальцами расстегивать ширинку…
— Блин, Дядьвитя, совсем мозги пропил? — зашипел я на него. — До сортира дойди, придурок!
— Не, ты не понял… — он, продолжая копаться в ширинке, достал из кармана стакан. — Талант у меня, гля!
Я отвернулся, в стакан зажурчало.
— Чистейшая, как слеза, гля! — Дядьвитя сунул стакан мне под нос, я нервно отшатнулся, но в нем действительно плескалось что-то прозрачное с сильным запахом спирта. Впрочем, с учетом источника, меня все равно замутило.
— Ну, как хочешь, — не обиделся он. — А я намахну!
Он деловито опростал стакан, икнул, распространяя мощный спиртовой дух, и констатировал:
— И нахрен мне работа, скажи? — у него был вид человека, живьем взятого в рай.
Дядьвитя неверными шагами побрел в сторону лавочки, а я отправился в квартиру, размышляя о законах сохранения. Старый алкаш давно уже питался алкоголем, как машина — бензином, перерабатывая в калории непосредственно спирт. Ни разу не видел его закусывающим. Но если потребляемый алкоголь вырабатывается его же организмом, это что, вечный двигатель первого рода получается?
На лестнице меня перехватил арендодатель, и пришлось отсчитать ему суточные. Удивительно, но он не выглядел при этом счастливым, как обычно. Вид у него был задумчивый и рассеянный, а уж когда он сунул деньги в карман, не пересчитав, я забеспокоился:
— Виталий, что с вами?
— А, Антон, ничего, ничего… —
— Что-то там было насчет «ни один волос не упадет с головы человека без воли Божией», — припомнилось мне, — но я не специалист в духовных вопросах. А что, вас тоже накрыло?
Виталий помялся, оглядываясь, и нехотя признался:
— Да, сегодня внезапно заметил.
По лестнице мимо нас спускалась соседка с третьего этажа, корпулентная дама с лицом, исполненным вечной скорбью и столь обильная в кормовой части, что нам пришлось отступить на площадку.
— Марина Петровна, — неожиданно обратился к ней Виталий, — дайте денег.
— Сколько? — спросила она без малейшего удивления.
— Все.
Дама молча вытащила из сумочки расшитый бисером кошелек, протянула его Виталию и, отдав, так же спокойно пошла по лестнице вниз. Он раскрыл его, заглянул внутрь, вздохнул, закрыл обратно и окликнул даму:
— Марина Петровна, заберите, пожалуйста.
Вернув кошелек, он прокомментировал:
— Вот так вот. А ведь аренду из нее как клещами каждый раз выдирал… А теперь к любому подойду — и отдаст, ничего не спросит, — Виталий с интересом уставился на меня, но я строго сказал:
— Но-но, не советую!
— И вот скажите мне Антон, неужели это от Бога? Разве корыстолюбие — не смертный грех? Никогда не думал, что я такой… такой… — он махнул рукой и пошел по лестнице вниз.
Надо же, какие проблемы у человека…
В «Поручике» веселый и поддатый Славик громко втирал краеведу Пурсону:
— Нет, это вы не понимаете! Для нормальной работы правительства не нужно никакого совершенствования электоральных процедур! Никаких этих ваших избирательных фильтров, двухэтапности и прочих извращений.
— А что же нужно, скажите же, ну? — горячился Пурсон. — У вас, видимо, есть рецепт совершенного правления?
— Разумеется! — взмахнул руками Славик. — Чтобы обеспечить идеальное правление, на служебном входе в государственные учреждения должны быть установлены стационарные арки с мощными мудакометрами и пенделяторами на пневматической тяге. При срабатывании звенит звонок, зажигается красная надпись «пошёл нахрен, мудак!», высовывается стальная нога, обутая в кирзовый сапог сорок последнего размера, и мощным пенделем выкидывает нарушителя на улицу. Главное, чтобы прибор попервоначалу от перегрузки не сгорел…
Славик заржал и откинулся на спинку стула.
— А пока ученые не готовы наладить серийное производство мудакометров, — продолжил он почти серьезно, — всякое избирательное право должно быть, разумеется, заморожено, иначе нами будут вечно править мудаки.
— В твоей картине, Слава, — сказал я, подходя и усаживаясь на свободный стул, — будет вечный вакуум власти. Мудаков ты не пустишь, а нормальные люди сами не пойдут. Что им там делать, нормальным-то?
— О, здравствуйте, Антон, — поприветствовал меня Пурсон. — Рад вас видеть.