Калигула. Тень величия
Шрифт:
Ливия молча кивнула. Она не могла поверить в случившееся, ей казалось, что это дурной сон. Надо только закрыть глаза, потом открыть, и она опять окажется с милым Пизоном. Но ничего не получалось, и девушка только хлопала ресницами и растерянно оглядывалась по сторонам.
А утром, когда гости пришли на традиционную репотию, их удивило, что император встретил их один, без молодой супруги. Гай, глумливо усмехаясь, сообщил, что молодая спит после бурной брачной ночи. К его удивлению, вместе с Вителлиями пришли и Луций Кальпурний Пизон с сыном, они усиленно делали вид, что счастливы оттого,
И всем было невдомек, что новобрачная, преданная своим любимым, лежит, вся истерзанная и избитая, в кубикуле, заливаясь слезами, а гетера утешает ее, протирая ссадины и укусы целебной настойкой. Калигула избил Ливию после того, как лишил ее девственности, сказав, что никогда еще на его ложе не попадало подобное бревно. Никто не догадывался о причинах его ярости, а виной тому было нелепое сравнение Ливии Орестиллы с Юнией Клавдиллой, и Калигуле захотелось растоптать и унизить свою новую жену, чтобы даже в мыслях она не смела равнять себя той, что красоте была равна богам. А когда Гай утром подошел к своей заветной нише, что хранила образ темноликой богини, ему показалось, что мраморные губы довольно усмехаются.
Через два дня на форуме был вывешен императорский эдикт о том, что Ливии Орестилле дан развод, и она отправлена к родителям. Рядом висел другой документ, содержавший указ, что ей запрещается под страхом ссылки вновь сближаться с Гаем Кальпурнием Пизоном. Народ римский недоумевал.
А с началом роскошных и многодневных Секулярных игр эта история позабылась.
XI
Ранним утром праздника Беллоны громкие вопли разбудили обитателей палатинского дворца. Испуганные слуги со всех ног сбежались к месту шума, но не смели вмешиваться, а лишь беспомощно наблюдали со стороны.
В перистиле шла битва. Агриппина с разметавшимися волосами и в съехавшей набок тунике колотила распростертую на полу Пираллиду.
Они случайно столкнулись у фонтана, и сестра Гая не смогла сдержаться при виде бывшей соперницы. Она обрушила на ее голову страшные проклятия, приказывая убраться из дворца немедленно, на что гетера возразила, что она тут находится по приказу самого императора. В ответ на это наглое заявление Агриппина схватила Пираллиду за волосы и ударила кулаком под грудь. У гетеры от удара стеснило дыхание, она согнулась пополам, а Агриппина с силой опустила ей скрещенные руки на спину, уложив девушку ничком на мраморный пол. Годы жизни с Агенобарбом кое-чему ее научили. Сколько раз она вот так подметала полы в доме собственными волосами, воя и корчась от боли!
Прибежавшая на шум Ливилла пыталась оттащить сестру от Пираллиды. Пол вокруг был залит кровью, хлеставшей из разбитого носа гетеры, и усеян прядями ее густых волос.
На скамеечке у фонтана за этим действом, прижав руку к тяжело вздымающейся груди, с удовольствием наблюдала Друзилла, а рядом с ней покатывался со смеху Ганимед Лепид.
Марк Виниций привел сонного и потому злого Калигулу.
— А ну, глупые гусыни, прочь друг от друга! — закричал цезарь. Агриппина ослабила хватку и устало сползла с тела Пираллиды.
— Брат, — хрипло вымолвила она, — этой твари не место среди нас, в этом дворце. Пусть убирается на Субуру!
Калигула расхохотался. Конечно, Агриппина, вернувшись на днях из Анция, не знала, что он призвал гетеру в свои покои. Ей пришлось уехать из-за простуды сына, Луций подхватил сильный кашель, и ему был необходим морской воздух. Происходящее ее ошеломило: вначале свадьба с похищением невесты, затем ненавистная Пираллида, встреченная с букетом цветов в перистиле. Ливилла еще раньше рассказывала, что Калигула вступил с гетерой в связь, но лишь этим утром женщины впервые столкнулись.
— Я умоляю тебя, Гай! — Агриппина на коленях подползла к цезарю. — Заклинаю памятью моей подруги! Пожалуйста, убери эту тварь из нашего дома! Она причинила мне столько зла, из-за нее мой сын растет сиротой! Она опоила моего мужа отравой, которая вначале разрушила его мозг, а затем здоровье. Ты же был другом Агенобарба!
Калигула смутился. Еще никогда его не просили о чем-то, упоминая при этом Юнию. А ведь они с Агриппиной были так дружны.
— Ладно, быть посему. Считай, сестра, что Беллона приняла твою кровавую жертву.
Присутствующие заулыбались этой шутке, смотря на окровавленное лицо гетеры.
— Ты, Пираллида, сейчас же возвращайся в свой дом, — обратился Калигула к девушке и незаметно подмигнул ей. — Кто-нибудь! Помогите ей!
Довольная Агриппина поклонилась брату, взяла под руку Ливиллу и пошла с ней к выходу. Проходя мимо Пираллиды, которой слуги помогали подняться, она плюнула ей в лицо. Гетера зарыдала в голос от стыда и позора.
Однако, когда она вернулась в свой домик, ее ожидало утешение в виде ларчика, заботливо установленного в вестибуле, — приоткрыв крышку, она увидела золотые монеты и драгоценное кольцо сверху. Калигула отблагодарил ее более чем щедро за оказанные услуги, но Пираллида поняла, что этот дар был прощальным. И предназначался он ей не как гетере, а как жрице темной богини. Она взяла ларчик и прошла в атриум, окликая служанку.
— Ну, вот, я вижу, что моя красавица испытывает новые превратности судьбы.
От звуков этого голоса, до боли знакомого, любимого и ненавистного, руки гетеры разжались сами собой, ларчик упал, и монеты со звоном раскатились по полу.
Лепид проводил Друзиллу до кровати. Она шла, прижав руку к тяжело вздымающейся груди, с усилием делая каждый вздох ее изъеденными ядом легкими. Эмилий помог жене прилечь, поправил подушки, поймал дымчатую кошку, теревшуюся о его ноги, и положил под руку Друзилле, чтобы удобней было гладить мягкую шерсть зверька. Поцеловал жену в лоб и собрался уходить, но она окликнула его:
— Спасибо, Ганимед! Я была несправедлива к тебе! Ты оказался нежным и заботливым мужем. — Друзилла замолчала, восстанавливая дыхание. Эмилий терпеливо ждал, хотя знал, что вот-вот начнутся скачки, и цезарь, скорее всего, уже там, в Большом цирке. — Я чувствую, что жить мне осталось считанные дни…
Лепид протестующе вскинул руку:
— Ну, что ты, моя голубка, не терзайся понапрасну. У тебя впереди долгие годы жизни. Мы еще поедем в путешествие. Хочешь — в Грецию, а хочешь — в Египет? — он присел к ней и погладил ее разгоряченный лоб. Жар не спадал уже которую неделю. — Наша империя настолько велика, что порой мне кажется, что Рим — хозяин мира. А сколько диковинок в Азии? Ты же ничего не видела.