Калигула. Тень величия
Шрифт:
Калигула вздрогнул. Несмотря на желание встретиться с любимой у врат Аида, ему еще предстоит заслужить место рядом с ней. Иначе ему придется испить из реки забвения, и он никогда не увидит свою вечную любовь.
Еще многое предстоит свершить. Он уже объявил себя новым римским богом, попрал храмы форума, оскорбил Кастора и Поллукса, принял на себя все мыслимые и немыслимые титулы, что даже старейшие и мудрейшие мужи отвергали в скромности. Достаточно ли этого? Нет, ответил Гай сам себе. Ему надо еще опустошить душу. Боль об утрате сестры сильна, чувство стыда мучит его с тех пор, когда ему сказали, что она умерла. А им должны владеть совсем другие чувства. Презрение и равнодушие, можно и так их назвать, но их нет, душа ноет и скорбит. Поэтому-то Гай и бежал из Рима,
Шуршание в сене отвлекло Гая от мрачных раздумий. Черная кошка, выгнув спину, потерлась о его босую ногу. Рука его погладила густой мех, и кошка, довольна урча, удалилась во тьму.
Неожиданно Калигула рассмеялся. Что за бред лезет в голову? Какие болезни? Какие обстоятельства? Он же всемогущ! Ну и что с того, что умерла Друзилла? Остались в живых еще две сестры. Причем красавицы! Римский бог может спать с сестрами, со всеми женщинами Рима, неважно, что скажут окружающие. А если скажут — отрежем языки. Мысль, пришедшая в голову, лишь усилила бурю истерического смеха. Он повелит обожествить Друзиллу! Построит храм в честь нее, назначит жрецов, воздвигнет ей статуи. Пусть Рим поклоняется бесстыжей шлюхе, что спала со своим братом и продавала свое тело за несколько ассов в дешевом лупанаре! Она даже не родила ребенка! Это будет чудовищное оскорбление не только небожителям, но и квиритам!
Гай скатился со стога сена, не переставая хохотать. Он наконец-то услышал, как зовет его Авл. Хватит изображать из себя убитого горем! Он пошел навстречу товарищу, громко требуя налить поскорей вина и продолжить путешествие. А потревожившая его кошка тихонько сидела в углу и смотрела ему вслед, ее желтые глаза довольно блестели. Когда белесая дымка утра начала таять в робких лучах зари, вместе с ней исчезла и она.
Авл не напрасно искал императора. Неожиданная встреча старых знакомых побудила его нарушить уединение Калигулы. Оказалось, что под одной крышей с ними ночевали сыновья фракийского царя Котиса, спешившие в Рим принести свои дары новому властителю и богу, чьим статуям уже воздавались почести в их храмах.
С Полемоном, Реметалком и Котисом Калигула сдружился еще в детстве, вскоре после возвращения из Сирии. Они вместе учились в школе, и не было конца их проделкам, выводившим из себя наставников. Поэтому друзья с радостью встретились после долгой разлуки. И вот в столь веселом сопровождении Калигула решился продолжить свое путешествие на юг, задумав посетить Сиракузы, прославленный город. Он торжественно поклялся над чашей вина на постоялом дворе, что в знак траура по любимой сестре не будет бриться и стричь волосы вплоть до возвращения в Рим.
А Рим продолжал жить в печали и безмолвии.
Приезд Клавдия в Рим совпал с днем похорон Друзиллы. Отсутствие Калигулы удивило его, но он благоразумно промолчал. Организацией занимались Эмилий Лепид и Виниций. Похороны были пышные, процессия прошла через весь город на Марсово поле, где тело и было сожжено. Многие плакали после прощального слова, что произнесенного Лепидом. Клавдий сильно удивился, насколько изменился тот, кого он считал недалеким и напыщенным.
Речь Лепида была долгой, но все слушали его с интересом, ибо народу Рима он открыл Друзиллу совершенно с другой стороны. Но лишь близкие понимали, что Эмилий идеализировал ее в своем неутешном горе. И совершенно искренне в это поверил.
Клавдий и сам от всего сердца скорбел об утрате еще одного ребенка своего драгоценного брата. Хоть Друзилла не походила ни на отца, великодушного и доброго, ни на мать, гордую и справедливую, все же она была потомком знатных семейств, которые так много сделали для славы и процветания Рима.
Ирод Агриппа совсем не появлялся в его доме. Клавдий виделся с ним на похоронах, они вместе с Макроном подошли его приветствовать и сразу же удалились, не дослушав прощальную речь. Встретиться в другом месте из-за траура совершенно не представлялось возможным, все званые обеды были отменены, общественные бани, цирки и театры закрыты. А сам Ирод не давал о себе знать. Клавдия это поначалу беспокоило, он чувствовал, что хитрый иудей затевает очередную интригу, но никак не мог понять, откуда повеял запах денег. Больших денег. На мелочи Ирод никогда не разменивался. А затем он успокоился — если Агриппа не намерен втягивать его в свои нечистые дела, то можно спокойно спать, не ожидая, что посреди ночи постучат в дверь.
Ливилла с мужем и Агриппина с сыном уехали в загородный дом на Аппиевой дороге.
Скука и бездействие изматывали всех, даже громкий смех был запрещен, ибо считался нарушением благочестия. Уже прокатилась по Риму волна арестов, вигилы волокли в тюрьму за малейшее невыполнение предписанного траура. Был схвачен и казнен продававший теплую воду кабатчик, родители детей, расшумевшихся при игре в тихом дворике инсулы, были брошены в Мамертинум, а бродяге, что громко закричал от боли, когда пес богатого всадника вцепился ему в ногу, вигилы без суда и следствия на месте перерезали горло.
Беспокоила и судьба уехавшего императора. Калигула точно в воду канул, ни одного известия о себе ни родным, ни сенату.
Лишь Мессалину и Феликса не коснулись зловещие изменения в жизни Рима. Мессалина ничего не страшилась и от души смеялась над трусливым Феликсом. Их родители уехали в загородное имение, а дети, несмотря на уговоры, предпочли остаться, чтобы без помех заниматься любовью. Ее ненасытность уже утомляла Феликса, ему с трудом удавалось не разочаровывать девушку. А Мессалине хотелось все новых и новых безумств, она мечтала о невиданных наслаждениях, без конца фантазировала и начала уже подумывать о том, чтобы открыть собственный лупанар. Феликс потакал ей во всем, даже пообещал, что, едва окончится траур, купить дом на Субуре на подставное лицо, и тогда у них появится новый источник дохода и удовольствия.
Никто не подозревал, что скоро Рим потрясет новая череда заговоров и смертей.
XIII
Палатинский дворец опустел, здесь остался лишь Эмилий Лепид. Он горевал об утрате любимой в безмолвии коридоров и кубикул, где лишь гулкое эхо плеск золотых рыбок в фонтане перистиля сопровождали его шаги во время одиноких прогулок. Лившие без остановки летние дожди преградили доступ в дивный сад, даже певчие птицы умолкли, спрятавшись в листве, и лишь мокрые понурые павлины пронзительно вскрикивали в тишине.
Шли дни, падали бесчисленные капли в водяной клепсидре, отсчитывая часы, проведенные в печали и раздумьях. Эмилий понемногу начал смиряться с тем, что Друзиллы больше нет рядом, ее образ постепенно меркнул и истончался, так бывает смотришь на кусочек льда под лучами солнца. Он вначале сверкает, как алмаз, затем затуманивается и начинает истекать влагой, а после пропадает совсем, оставляя мокрую лужицу, которое тоже исчезает постепенно.
Время — лучший лекарь, а тишина и одиночество — отличные ему помощники. Вскоре Ганимед уже не предавался грустным воспоминаниям, а размышлял о будущем. Еще недавно он был зятем императора, благоволившего и даже давшего право занять должность консула на пять лет раньше ценза; нельзя останавливаться на достигнутом, а важные сведения, что рассказала Друзилла, можно со временем обратить в свою пользу. Но ее смерть поколебала его устремления. Кто он теперь для Калигулы? Надежды улетучивались как сон в летнюю ночь.