Калигула. Тень величия
Шрифт:
Едва соперники очутились друг перед другом, наступила мертвая тишина. Они долго смотрели друг другу в глаза, соревнуясь, кто первый отведет взгляд, а все внимательно наблюдали за этим пока еще бескровным поединком. По примете, так можно было определить победителя до начала схватки, правда, не всегда. Германик заметил, как ходят желваки на скулах Слона, а у Римского Льва глаза наливаются слезами, и тут они оба одновременно опустили головы. Теперь уже исход боя ведал один Марс.
Гладиаторы повернулись к императору и прокричали согласно традиции:
— Идущие на смерть приветствуют тебя!
Калигула
Римский Лев быстро согнул руку в локте и метнул свою дубину в колени Слону, но тот неожиданно для такой мощной туши высоко подпрыгнул, и дубина пролетела мимо, врезавшись в ограждение. Народ в восторге взревел тысячью голосов.
Лев молниеносно выхватил меч и едва успел подставить щит, чтобы трезубец не вспорол ему бок. Его выпад был парирован рукой с сетью так ловко, что меч в ней запутался. Слон, обрадованный такой удачей, потянул меч на себя, желая обезоружить противника, но тот шипом на щите ударил его в незащищенное бедро. Первая кровь, к восторгу зрителей, окропила импровизированную арену, но послышались и крики разочарования, из чего Германик заключил, что Слона уважают больше.
Слон метнул трезубец в голову соперника, и тот начисто снес со шлема львиную морду, увлекая за собой шкуру. Римский Лев упал навзничь, но тут же перекатился на бок, уворачиваясь от брошенной сети. Изловчившись, он выдернул из ножен меч и, прикрывшись щитом, бросился на безоружного врага. Слон проворно отпрыгнул и со всего размаха опустил скрещенные кулаки на голову противника, напоровшись при этом на шип вверху шлема. Ладони его окровавились, и пока Римский Лев тряс головой, чтобы опомниться, Слон успел подобрать с земли свое оружие и снова метнул трезубец в спину врага. Пики трезубца пропороли насквозь Римского Льва, выйдя спереди из груди, и тот недоуменно, все еще оглушенный, посмотрел на этот источник дикой боли. Трезубец от мощного броска качался в его спине, зрители ревели от восторга, и Слон, прежде, чем набросить сеть на смертельно раненого, торжествующе поклонился императору, и это стало его роковой ошибкой. Падая плашмя на арену, Римский Лев дотянулся мечом до его щиколоток и наотмашь рассек оба сухожилия, заставив противника рухнуть на песок, а затем из последних сил вспорол его бедро, прежде чем навеки закрыть глаза.
Слон, поначалу не почувствовав боли, рассмеялся, но кровь вдруг стала фонтанировать с такой силой, что залила все вокруг в считанные мгновения. Лицо его покрылось мертвенной бледностью, руки безвольно поникли, он повалился рядом с Римским Львом и тоже испустил дух.
Зрители засвистели, недовольные скорым финалом, и уж тем более, результатом, на который поставили лишь единицы, и в мертвых гладиаторов полетели капустные кочерыжки и тухлые яйца, принесенные с собой, причем некоторые из этих посмертных даров щедро осыпали стоявших впереди. Первые ряды взревели, развернувшись к обидчикам, и вскоре на форуме закипела массовая драка.
Калигула с Ростр весело смеялся, большего удовольствия ему и не надо было. Германик Гемелл наконец-то высвободился из тисков двух толстяков, озабоченных лишь тем, чтобы их рыхлые тела остались без увечий в этой потасовке, и перелез через ограждение, крича во всю глотку Тавру Статилию. Преторианцы хотели отшвырнуть его обратно в гущу толпы, но Корвин вовремя заметил его и спас.
Калигула сразу же узнал нового арвальского брата и подозвал к себе.
— Здорово же тебя помяли в этой толпе, Фабий Астурик! Надо было назваться ранее и присоединиться к нам, твоя жреческая должность это вполне позволяет. Или ты еще не понял, что ты один из двенадцати избранных в Риме?
Германик виновато склонил голову и попытался оправдаться, но император возмущенно перебил его:
— Но как ты выглядишь? Тога в пятнах, измята и к тому же порвана! Прочь с глаз моих долой! И чтоб вечером был в моем дворце в новой одежде! Я объявлю выговор Корвину, он плохо за тобой приглядывает, ведь Ироду Агриппе ты, похоже, прискучил. Он всегда так: заводит себе нового друга, одаривает своим вниманием, повсюду таскает за собой, а потом бросает, как ребенок надоевшую игрушку.
Калигула ободряюще хлопнул Германика по плечу.
— Но пусть его! Забудь об этом изменнике, теперь ты с нами. Ты же племянник Фабия! Я буду заботиться о тебе, как он обо мне. И, кстати, где ты до сих пор живешь?
— С… сейчас у Клавдия, — от волнения Астурик не сразу ответил.
— Ха! Я мог бы об этом догадаться по твоему заиканию. Надеюсь, ты хромать еще не начал? — рассмеялся Калигула, а за ним и все, кто услышал эту шутку.
— Я скоро сниму себе комнату в инсуле, неудобно продолжать пользоваться его гостеприимством, — уже увереннее произнес Германик.
— Ай, брось! Переезжай в мой дворец! Свободных кубикул хоть отбавляй, а вечером я придумаю для тебя какую-нибудь должность, — предложил Калигула, и Германик от радости пал ниц, торопясь поцеловать его сандалию.
Счастливый и полный впечатлений, бежал он домой, но червячок все-таки проторил дорожку к его сердцу. Неужели Агриппа и вправду бросил его? А ведь обещал сделать цезарем…
Клавдия Германик застал на том же месте, в перистиле у фонтана, поглощенным изучением содержания толстого свитка. Он приветливо улыбнулся юноше.
— Удалось повстречаться с возлюбленной? Гемелл беспечно махнул рукой.
— На форуме была жуткая давка! Два гладиатора решили выяснить, кто из них лучший. Я еле выбрался из этой толпы!
И юноша поведал о невиданной схватке меж сильнейшими и гибели обоих. И тут же поразил Клавдия новостью:
— Сам Гай Цезарь предложил мне перебраться к нему во дворец. Он сказал, что определит меня на какую-нибудь должность. Он до сих пор чтит память о моем приемном отце.
— Да свидетельствуют мне боги, — ответил Клавдий, — Фабий Персик был достойным и уважаемым человеком в Риме. Когда ты уезжаешь?
— Немедленно. Ты сам все расскажешь Агриппе. Я давно не виделся с ним, он постоянно где-то пропадает, — в словах юноши прозвучала неприкрытая досада.
— Не волнуйся за него. Теперь вы чаще с ним станете видеться, он присутствует на каждом обеде императора. Но ты должен запомнить несколько рекомендаций, Германик, — твердо сказал Клавдий. — Я там не в чести, так что встречаться с тобой мы будем редко. Ты ведь еще не позабыл, зачем ты в Риме?
— Нет, дядя, — ответил Германик. — Мне хорошо известно, что я имею все права стать цезарем вместо Калигулы. И я намерен добиться цели!