Калки
Шрифт:
— Согласны? — Доктор Ашок улыбнулся мне, обнажив желтые зубы.
Я промолчала.
— Хорошая девочка. — Уайт был доволен. — Я уже подготовил текст ваших показаний под присягой. — Он показал на папку, лежавшую на кофейном столике. — Можете взять ее с собой. Если хотите, прочитайте. Потом подпишите в присутствии нотариуса и верните мне.
Я сделала глубокий вдох и нырнула в темноту.
— А как быть с Джейсоном Макклаудом?
Уайт внезапно напрягся.
— При чем тут он?
— Я думаю, он приложил к этому руку. Я следила за ним до того, как взорвалась бомба. Он был до смерти напуган.
— Дорогая мадам Оттингер, но какой у
— Совершенно справедливо. — Уайт придерживался того же мнения. — Без таких организаций, как «Калки Энтерпрайсиз», Бюро засохнет так же, как моя комиссия без щедрых ассигнований Конгресса. У Макклауда не было абсолютно никакой причины убивать Калки.
— Будучи в Новом Орлеане, он брал взятки с доктора Лоуэлла.
— Дорогая мадам Оттингер, — засмеялся доктор Ашок (если изданный им звук можно было назвать смехом), — конечно, Макклауд брал с доктора Лоуэлла взятки. В конце концов, Макклауд всего лишь нарк. Но разве это не доказывает, что он не убивал Калки? Курица, которая несет золотые яйца, птица священная для любителей позолоченных омлетов.
Я прикусила язык, поняв, что нахожусь в компании двух великих американцев, замышляющих государственное преступление. Секретарь передал сенатору Уайту тонкую папку.
— Сегодняшняя речь, сенатор. О праве на жизнь.
Не знаю, почему именно эта соломинка среди множества прочих оказалась именно той, которая сломала спину верблюда.
— Сенатор Уайт, вы против абортов?
— Тедди… — Теперь Уайт стоял, широко расставив крошечные ножки. — Аборт — это убийство, — медленно и серьезно сказал он. — Первой степени.
Доктор Ашок согласился с жаром записного подхалима.
— Мы, индуисты, верим, что при встрече сперматозоида с яйцеклеткой начинается карма, а дхарма исчезает, или, как говорят у вас, улетучивается…
— Послушайте, Уайт, мир умирает из-за слишком большого количества людей! — Моя вдохновенная речь о перенаселении заняла примерно двадцать минут; но когда я дошла до кульминации — утверждения о том, что народонаселение удваивается каждые четырнадцать лет, — Уайт прервал меня. Он очень хорошо умел прерывать. В конце концов, большинство его сознательной жизни прошло на телевидении в уклонении от ответов и прерывании тех, кому было что сказать.
— Это неправда, Тедди. Вы оказались в плену демагогии коммунистов, которые с ее помощью стремятся убедить нас снизить прирост народонаселения, в то время как они и им подобные — особенно в Третьем Мире — будут плодиться, размножаться и цвести, словно лавровое дерево. Тедди, на этой гостеприимной планете еды и природных ресурсов достаточно для того, чтобы прокормить сто миллиардов человек, и вопрос заключается лишь в том, кто сможет лучше использовать и распределять эти ресурсы. Система свободной инициативы, которая сделала великим наш народ? Или рабовладельческий строй «комми», которые не владеют элементарными «ноу-хау», нужными для того, чтобы создать цветное спутниковое телевидение?
— Это не довод. — К тому времени мне следовало понять, что спорить с сенатором, который должен стать президентом Соединенных Штатов либо на ближайший, либо на последующий срок, значит попусту терять время. Но я упорствовала. — Проблема заключается в том, что
— Работы! Позвольте заверить вас, что рабочих мест больше, чем людей, желающих их занять! Миссис Джонсон Уайт — домашняя хозяйка, которой могла бы гордиться любая нация, но может ли она нанять уборщицу или помощницу по хозяйству, которая согласилась бы работать с оплатой три с половиной доллара в час? Нет, не может. А если одна из таких неумех соглашается взяться за работу, она просто не приходит — даже в том случае, если ей заранее оплачивают проезд на общественном транспорте. А в результате кто подстригает газон? Кто? — Казалось, сенатора Уайта вот-вот хватит удар. К счастью, доктор Ашок был мастер успокаивать. Он вмешался. Он все понимал. Он был полезен. Он сделал все, чтобы помочь великому американцу. Особенно этому великому американцу. Кроме того, он поручился за меня. Я тоже была великой американкой. Мы пожали друг другу руки.
Когда мы с Джайлсом шли по Седьмой авеню, я сказала:
— Не знала, что вы все еще выступаете в роли доктора Ашока.
— У меня нет выбора. — Джайлс продолжал говорить голосом доктора Ашока. Холодный мартовский ветер нес пыль и обрывки газет. — Я по-прежнему стою одной ногой в лагере врага.
— Но кто ваш враг, Джайлс? Я никогда не могла этого понять.
Джайлс посмотрел на меня искоса взглядом доктора Ашока.
— Не хитрите, Тедди! В тихом омуте черти водятся. Если, конечно, он не загнил. Я никогда не переставал быть доктором Ашоком, внештатным агентом ЦРУ. В данный момент целесообразно, чтобы на поверхность вышел доктор Ашок, а доктор Лоуэлл ушел в тень. Я… Доктор Лоуэлл не желает предстать перед комиссией Уайта. Особенно сейчас, когда мы знаем, что бедный Джайлс стал для Джонни Уайта козлом отпущения.
Мы сделали паузу, пропустив пожилого белого мужчину с бейсбольной битой, который гнался за молодым негром, выскочившим из книжной лавки для совершеннолетних. Когда колоритная пара исчезла в переулке, я сказала Джайлсу:
— Сейчас, когда вы стали главой «Калки Энтерпрайсиз», я хотела бы получить деньги, причитающиеся мне по контракту — если, конечно, в силу сложившихся обстоятельств он не расторгнут. — Сказав это, я испытала облегчение. Я еще не заплатила Эрлу-младшему алименты за март. Брать взаймы у Арлен мне не хотелось.
— Моя дорогая Тедди, согласно договору, вы находитесь на службе до первого июня. — Джайлс залез в карман доктора Ашока и вынул чековую книжку. Стоя перед грязной витриной магазинчика «Орандж Джулиус», он выписал мне чек на сумму, составлявшую мое двухмесячное жалованье.
— Спасибо. — Я положила чек в карман. — А что будет после третьего апреля?
— До того дня вернется Калки. А в сам этот день кончится век Кали. Гляньте-ка! Кошерный хот-дог! Я не могу устоять перед искушением.
Мы ели хот-доги с горчицей у грязной стойки.
— Какой облик примет Калки?
— Свой собственный. А какой же еще? Сопровождаемый Совершенными Мастерами, он… как это говорится у вас, американцев?.. доведет свое прекрасное и ужасное дело до конца.
— Тогда все они, — я показала на людей, сновавших по улице, — умрут.
— Успокаивающая мысль, правда? Не будет ни загрязнения окружающей среды, ни чудовищных больших городов, ни трущоб, ни бродяг. Ни телевидения. Да, Тедди, Уолтер Кронкайт, «Площади Голливуда», «Гонг-шоу» — все это исчезнет так же, как исчезли Ниневия и Тир.