Кальтер
Шрифт:
Также исчезла кровать, едва Куприянов с нее поднялся. Желая убедиться, что она не стала невидимой, он поводил рукой над полом. Кровать и вправду отсутствовала. Подивившись высоким даже для конца двадцать второго века технологиям, пациент (или все-таки узник?) посмотрел вслед Медее. Но прежде чем самому выйти на террасу, спросил:
– Извини за дурацкие вопросы, но на какую кнопку нажать, чтобы открылся туалет, и как снимается комбинезон?
– Просто вообрази привычную тебе туалетную комнату, - отозвалась «серая» не оборачиваясь.
– То же самое с одеждой. Вообрази, что
– Значит, напрячь фантазию и все? Ладно, понял, - кивнул Безликий. И, отойдя в другой угол, приступил к экспериментам.
Никаких сложностей не возникло. Разве что построенная силой мысли Кальтера уборная была не такой, о какой он подумал. Видимо, программа-материализатор лишь отталкивалась от фантазии пользователя, а работала уже по готовым шаблонам. Зато в туалетной комнате оказалась душевая кабина, о которой Безликий не просил. Мелочь, а приятно, потому что от купания он тоже не отказался бы.
Комбез вел себя столь же покладисто: исчез, когда приказали, и вернулся, когда приказали обратное. За время его отсутствия Куприянов не только справил нужду, принял душ и поискал на теле синяки (коих опять-таки не нашел), но и проделал еще один опыт. А именно - попробовал заполучить оружие по той же технологии, по какой построил туалет. Тем более что в этом направлении фантазия Кальтера работала гораздо мощнее, нежели в «сантехническом».
Он подозревал, что в его желании создать из воздуха автомат больше наивности, чем здравого смысла. Но все равно рискнул, ведь не казнят же его за это в конце концов...
Казнить не казнили, но и без наказания за эту выходку не оставили.
Стоило лишь Безликому представить у себя в руках знакомый «хеклер-кох», как правую ладонь тут же обожгла боль. Обожгла в буквальном смысле слова. Когда он взглянул на больное место, там красовался свежий ожог, как будто о его руку затушили сигару.
Намек был красноречивый. И все же Куприянов, стиснув зубы, повторил эксперимент. Только на сей раз поступил хитрее. И вместо оружия представил гаечный ключ. Увесистый - такой, которым можно откручивать гайки на «сорок два» и при случае орудовать как дубинкой.
Надзорная система, что один раз уже наказала Безликого, была не только умной, но и безжалостной. Она не нашла разницы между огнестрельным оружием и слесарным инструментом и тотчас прижгла ладонь повторно. С той же силой и в то же самое место.
Чувствуя себя дураком из анекдота, который два раза подряд обжегся о раскаленный утюг, Кальтер сунул руку под холодную струю воды. И понадеялся, что ожог заживет так же быстро, как полученные намедни побои.
Или не намедни? В действительности Куприянов понятия не имел, как долго он провалялся без сознания и куда «серые» его забросили.
– Забыла тебя предупредить, - сказала Медея после того, как освежившийся под душем сокамерник присоединился к ней на террасе.
– Не пытайся играть с местной системой жизнеобеспечения. Далеко не всякое твое желание она возьмется исполнять. А за кое-какие неподобающие мыслишки может больно отшлепать.
–
– Кальтер потер обожженную ладонь. После чего оценил в полной мере открывшуюся ему панораму, при виде которой даже у него, старого циника, захватило дух.
Санаторий - назовем его так, - где держали Куприянова, располагался на вершине крутой горы. А она в свою очередь была частью гряды, тянущейся вдоль морского побережья. Справа и слева от Безликого высились скалистые кручи, а между ними и полосой прибоя раскинулся песчаный пляж. Широкий - километра полтора, - и совершенно безлюдный.
На море вплоть до горизонта тоже не наблюдалось судов, ни больших ни мелких. Зато вдалеке на пляже лежал на боку настоящий авианосец, изрядно потрепанный, ржавый и занесенный песком. Кальтер не разглядел на нем опознавательных знаков, но прикинул, что гиганта выбросило на берег очень давно - полвека назад или больше. А вот представить волну, что была на такое способна, являлось трудно. Но вряд ли она была выше гор, ведь в таком случае авианосец покоился бы на их склонах, а не вблизи от воды.
Сам санаторий рассмотреть не получилось - он был встроен прямо в гору. Она как будто обросла собой здание, чьи фрагменты - террасы, части стен с окнами, стеклянные галереи, - торчали из крутых склонов то здесь, то там. Тем не менее выглядело все это аккуратно и не портило ландшафт. Чего нельзя сказать об авианосце. Он своим видом откровенно нарушал пустынную идиллию. И навевал мрачные мысли о том, что погубившая его катастрофа может однажды повториться.
Маловероятно, что заметный на горизонте край далекой бури предвещал нечто подобное. Но сгустившиеся там черные тучи и полыхающие зарницы давали понять - шторм докатится до берега. И хоть санаторию это вряд ли грозило, все равно атмосферу наполняла тревога. А она в свою очередь напомнила Кальтеру о том, при каких обстоятельствах он сюда угодил. И о том, сколько у него на совести убитых «серых», которых ему наверняка припомнят.
– Где это мы?
– повторно спросил Безликий Медею, когда так и не опознал ржавый авианосец - единственное, что могло дать ему хоть какую-то подсказку.
– Хочешь верь, хочешь нет - сама не пойму, - призналась «серая».
– Прежде я здесь не была, а у нас таких баз полно. Чутье подсказывает, что нас зашвырнули на пару столетий вперед, на какой-то остров у западного побережья Африки. Но могу и ошибаться - с чутьем у меня теперь, сам наешь, не ахти.
– Выходит, ты такая же пленница, как я? Или тебя приставили ко мне надзирателем?
– Ой, вот только не надо корчить из себя недоумка!
– вспыхнула Медея.
– Вы со Стариком из кожи вон вылезли, чтобы опозорить меня и превратить в полное ничтожество. А теперь ты прикидываешься, что уверен, будто у меня осталась над тобой какая-то власть!
– Я не прикидываюсь - я просто вконец запутался, - сознался Куприянов.
– Однако будь ты пленником, разве нас закрыли бы в одной камере?
– Как видишь, закрыли, - возразила Медея.
– Они подозревают, что я спелась со Стариком. И хотят услышать, о чем мы будем разговаривать.