Кама с утрА. Картинки к Фрейду
Шрифт:
— А если это будет водитель грузовика или мусорщик? — спросила я как-то Веронику.
Она задумалась, а потом, махнув рукой, сказала, что согласна и на «простого смертного» лишь бы свалить… Всё, что было за бугром, привлекало её и виделось решением всех проблем.
— Понимаешь… — говорила она мне в минуты нашей близости, — хочу уехать. К чёрту на рога, куда угодно, только бы уехать. Вот главное. Чтобы всё забыть. Всё… — обычно в этом месте Вероника начинала плакать, а я, не желая делать ей больно, уводила её мысли в другую сторону, целуя её и лаская.
Но хотя Вероника была готова уехать «к чёрту на рога»,
Судьба же повернулась к Веронике другим боком. На её крючок попался немец, правда, без труда лопочущий по-английски, благодаря чему проблемы с языком не возникло. Дитер завёлся на Веронику с полуоборота, стал приглашать её в ресторан, подарил духи и сигареты из «Берёзки». Он был «богатеньким буратиной», как говорила Вероника, приехавшим в Москву по делам фирмы. Впрочем, так говорили все иностранцы своим русским подружкам. Но никого сильно не волновало, есть ли у этого типа пахнущего чем-то загадочным, эта самая фирма или он «вешает лапшу на уши». Внешне Дитер, правда, далеко не соответствовал представлениям о принце на белом коне, хотя как раз второе — белый конь у него был. Немец с гордостью предъявил Веронике снимок, на котором красовался рядом с белоснежным Мерседесом последнего выпуска. Сам же Дитер был невысокого роста, толстенький и почти лысый, как колобок. Но Вероника не на шутку возбудилась на его белого «коня» и скрупулёзно обрабатывала — шаг за шагом, день за днём. Всё развивалось по плану, если бы однажды они не заехали к Веронике домой.
— Вот и мой дом, хаус в смысле, — хихикая верещала Вероника, открыв дверь в квартиру.
Я услышала голоса и вышла навстречу. Только проснувшись, я была в прозрачной ночной рубашке, через тонкую ткань которой светилось худенькое детское тело.
— А это… это моя сестра, — придумала на ходу Вероника.
Дитер стоял как вкопанный. Он смотрел на меня, открыв рот и дыша, как рыба выкинутая на берег. И Вероника, и даже я, поняла, что затея с браком провалилась.
— Хай, — сказал Дитер, — взяв мою руку в свои толстые пальцы, и приложился к ней пухлыми губами.
Когда мы устроились в комнате, Дитер не сводя глаз с меня, что-то тихо спросил Веронику.
— Да есть ей восемнадцать, есть… — устало отозвалась она по-русски, а потом повторила цифру по-английски.
— Правда? — обрадовался Дитер, — а я думал четырнадцать… или даже меньше. Она такая девочка… — он пытался говорить по-русски, видимо, желая сделать нам приятно.
Дитер стал приглашать на ужины нас обеих, в ухаживаниях отдавая предпочтение мне. Он буквально не мог надышаться на меня и не знал, чем угодить, суетясь, открывал передо мной дверки автомобиля, подавал руку при выходе из него, пропускал вперёд, заходя в лифт. Ещё через неделю, узнав, что я девственница, у Дитера глазки засверкали болезненным блеском. Казалось, из них вот-вот посыплются искры. Он засветился и засуетился пуще прежнего.
Как-то Дитер пригласил нас в ресторан. Ну, мы и раньше не раз ходили с ним ужинать. Но тут он заранее зарезервировал столик в очень дорогом и, как теперь говорят, культовом кабаке. Обставил всё это мероприятие
Когда нам подали мороженое политое сливками и ликёром, а на стол поставили вазу с фруктами, выложенными в виде жар-птицы, Дитер попросил внимания. Дрожь, пробивавшая всё его кругленькое тело, свела челюсть, и некоторое время он только мычал, не в силах издать ни одного звука. Затем дрожащей рукой вытащил коробочку красного сафьяна из кармана в пиджаке и протянул её Веронике. Глядя ей в глаза, наконец, он сказал:
— Вероника… я прошу руки твоей… твоей сестры Жанночки.
— А чё коробку мне в нос тычешь? — ухмыльнулась Вероника.
— Ах, да, — сообразил жених и повернулся ко мне. — Вот, Жанночка, это кольцо. Тебе.
Я взяла коробочку, открыла и зажмурилась. На чёрном бархате сверкал большой бриллиант.
— Скажи дядя «спасибо»! — ёрничала Вероника.
— Спасибо, — повторила я, продолжая неотрывно смотреть на кольцо.
— Почему? Почему спасибо? — занервничал Дитер. — Ты не поняла… я прошу твоей руки. То есть хочу жениться на тебе. Ты согласна?
— Замуж? Ну, да… наверное… согласна, — выдавила я из себя.
Хотя всё шло именно к этому исходу, когда это всё же произошло, я оказалась не готовой. Вернувшись домой, я швырнула коробочку на стол, она проскользнула по полированной поверхности и упала. Рухнув на диван я расплакалась.
Мужчины с самого детства вызывали у меня неприязнь. А уж Дитер… толстенький, на тонких ножках, с неприятным запахом изо рта и годящийся мне в отцы, действовал хуже рвотного порошка. Правда, на немца он был совсем не похож. Своей красной круглой рожей с носом-картошкой и маленькими глазками напоминал хохла с базара, приехавшего торговать свиным салом. Да и расставаться с Вероникой и своей спокойной жизнью, которую я вела с ней, мне никак не хотелось. Ни за какие коврижки. Даже вот за такие бриллианты.
— Не хочу! Не поеду! — монотонно твердила я, утирая слёзы.
— Не будь дурой, — строго прервала моё нытьё Вероника. — Подумаешь, не красивый. Подумаешь, старый… Зато добрый какой. Из него можно выжать всё, что хочешь.
— Ага, Дед Мороз… — хныкала я, прижавшись к Вероникиному плечу. — А я буду у него Снегурочкой…
— Ладно, не юродствуй… вот ведь мать твоя была права, воспитывая тебя порядочной девушкой. Пригодилась-таки твоя девственность. Если бы не она, неизвестно ещё как бы всё сложилось.
— Да на чёрта мне эта девственность… кому берегла? Этому уроду? — меня захлестнула новая волна неприязни, мурашки побежали по телу и я разрыдалась.
— Хватит, не реви… — пытаясь успокоить, Вероника погладила меня по голове. — Выйдешь замуж, поможешь и мне. Там жизнь. А тут… если бы не я, сосала бы сейчас у какого-нибудь бомжа за тарелку супа.
Я вспомнила, чем обязана Веронике и согласилась.
— В конце концов, этот Дитер не такой противный, как те, кто совался ко мне у Седого… — подумала я, растирая почти высохшие слёзы. — И вообще… он будет мне папой… — если бы я могла тогда знать, как близка я была в своих предположениях к истине.