Кама с утрА. Картинки к Фрейду

Розина Татьяна

Я родилась у своих родителей рано, когда и женщины не в полную силу осознают своего материнства, а уж мужчины в этом возрасте и вовсе ещё безответственные пацаны. До папиного сознания толком не доходила мысль о том, что у него растёт дочь. Когда мы остались с ним одни, он занялся своими делами, видимо, полагая, что я расту сама по себе. Возможности просторной квартиры позволяли нам жить как соседи, не мешая друг другу. Я забивалась в свою комнату, подальше от родительского ока. Жизнь отца кипела, как всегда, булькая и пузырясь, а я жила с ним в одной квартире, предоставленная самой себе. Ела то, что находила

в холодильнике. Вставала по будильнику в школу. Всё было почти, как раньше. Только балет пришлось бросить, чему я была рада.

Мы пересекались с отцом не каждый день. Вечером к нему часто приходили незнакомые люди, устраивавшие попойки. В это время я старалась не выходить из своего убежища. Иногда, выскочив в туалет, видела в комнатах незнакомых мужчин и женщин. Они шумно разговаривали, нередко орала музыка, изредко кто-то танцевал или пел, играя на гитаре. Я проходила мимо широких дверей в большую комнату, стараясь не заглядывать внутрь. Казалось, если я не смотрю, то и меня не видят. Эффект страуса… голову в песок и нет меня.

Утром, когда я вставала в школу, в квартире была тишина. Поэтому оказавшись около двери, я заглядывала без страха… любопытство брало своё. Кто-то всегда оставался у нас ночевать — то на диване, то в кресле храпел какой-нибудь дядька, заснувший с бокалом в руке, или сопела женщина, укутанная в мамин плед.

3.

Не могу сказать, что жизнь после смерти мамы и бабушки, стала невыносимой. Единственное, чего не хватало, это тепла и ласки, которые я получала от бабули. Мама не сильно баловала меня своим вниманием, занятая переживаниями по поводу измен мужа. Но бабушка любила меня по-настоящему и перед сном обязательно читала сказки и целовала. Только этого мне и недоставало, всё остальное сначала меня вполне устраивало.

Более того, было и кое-что приятное в моём самостоятельном и независимом теперешнем положении. Бабушка, несмотря на неземную любовь ко мне, в воспитании была строга. Она постоянно следила, вымыла ли я руки, сделала ли уроки, достаточно ли учтива с соседями. Теперь же я была предоставлена самой себе, и надо мной больше не было никакого контроля. Могла не делать уроки. Могла смотреть телик, сколько душе угодно. Даже могла не ходить в школу. Но вот тепла, поцелуев перед сном, поглаживания горячей рукой по щеке мне не хватало.

Однажды ночью, выйдя из своей комнаты, намереваясь тихой тенью проскочить в туалет, я заметила на нашем диване лежащего мужчину. Он не спал. Его спина поднималась вверх и затем резко опускалась вниз, а из под него доносились женские всхлипывания. На мужчине была надета рубашка и брюки. Правда, почему-то приспущенные. Два шара его белых ягодиц колыхались как недоваренный холодец. Рядом с диваном, на котором происходили телодвижения, стоял торшер, и яркий пучок света падал прямо на широкую спину незнакомца. Я остановилась, зачаровано глядя на него, пытаясь понять, почему он так странно дёргается. Вдруг мужчина ловко перевернулся, оказавшись на диване спиной, а из-под него вынырнула маленькая женщина. Она оказалась совершенно голой. Вскочив на мужчину и усевшись на него сверху, она стала прыгать, словно наездница на мустанге. Я только что закончила читать «Всадника без головы» и запомнила новое слово «мустанг», всплывшее вдруг в моём сознании,

когда я увидела эту ночную сцену. Женщина прыгала, а её большие отвислые груди, подскакивали и хлюпали по телу. Я стояла в темноте, оставаясь незамеченной, онемев от удивления увиденного и пытаясь понять, чем же занимаются эти взрослые люди.

Они тихо переговаривались и похихикивали, что создавало впечатление какой-то игры. Мужчина и женщина несколько раз менялись местами, потом вдруг поднялись с дивана, и женщина, повернувшись спиной к мужчине, оперлась руками в письменный стол, выставив на обозрение свой зад. Мужчина стоял поодаль, видимо, дожидаясь, когда она устроится удобнее. Меня поразил его огромный член, торчащий вперёд и немного покачивающийся. Мужчина был нетерпелив. Он похлопывал тётку по заднице, сначала слегка, потом достаточно сильно.

— Почему он её бьёт? — размышляла я, — наверно, наказывает за что-то…

Потом мужик почему-то облизал свои пальцы, смачно причмокивая языком, затем, нагнувшись, будто хотел рассмотреть попу, раздвинул ягодицы женщины в разные стороны, и сунул руку так, что она ушла в женское тело почти по локоть. Женщина выгнулась и застонала.

На следующий день, утром на кухне я увидела этого мужчину. Хотя ночью я не могла хорошо разглядеть его лицо, сомнений не было, что это он.

— Ну, садись… — сказал мужчина миролюбиво, почёсывая волосатую грудь. — Чай будешь?

Я согласно кивнула, и он налил в большую бабушкину чашку крепкой заварки, разбавив кипятком. Он даже насыпал сахар, как это делала моя бабушка, и тщательно размешал, громко стуча по фарфору мельхиоровой ложкой. Затем незнакомец дал мне варёное яйцо и кусок белого хлеба, щедро смазав толстым слоем сливочного масла.

— На, ешь… тебе расти надо, — заботливо сказал незнакомец.

Гудел холодильник. Тарахтело радио, передавая репортаж футбольного матча. Мужчина сидел на стуле в папином халате, полы которого распахнулись, оголив грудь и ноги. Я старалась не смотреть на него, отвечая невпопад на задаваемые вопросы. Когда я закончила есть, и хотела выйти из кухни, он схватил меня за руку и, дёрнув, усадил на колени. На мне была надета лишь короткая ночная рубашка, и я почувствовала голой попкой жесткие волосы на его толстой ляжке, на которую плюхнулась.

— Ну, чего ты боишься? — спросил мужчина. — Хорошая девочка. Тебе сколько лет?

— Двенадцать, — еле выдавила я из себя.

— Двенадцать? — переспросил мужчина, удивившись. — А я думал не меньше пятнадцати. Смотри-ка… ты же совсем большая. И сисечки уже выросли. — Он дотронулся до моей действительно набухшей грудки, и я почувствовала, как она сжалась.

— А ты сегодня ночью смотрела, как я с Нинкой…

Мне стало стыдно. Стыдно, что я подсматривала. Я знала, что это плохо.

— Да ладно… чего ты испугалась? Тебе же понравилось, ну, скажи, понравилось? Небось, сама хочешь? — мужчина говорил прерывисто, дыша горячим перегаром прямо в лицо, рукой поглаживая мою ногу выше коленки, поднимаясь всё выше и, наконец, коснулся сгиба ноги…

Я не выдержала и вскочила. Кровь ударила в лицо, я вырвалась и побежала в ванную, где закрывшись на щеколду, долго не могла отдышаться, будто пробежала стометровку. А из кухни ещё долго слышался хриплый смех незнакомца в папином халате.