Камасутра для Микки-Мауса
Шрифт:
– Все равно ничего не вышло, – напряглась Клава, – да и не хотели мы ничего плохого. Ладно, слушай. У Юркиных родителей народилась куча детей, они, по-моему, всех по именам-то не помнили, только до школьного возраста дожили двое – Юра и Светка.
Светлана была на целых десять лет старше брата и очень любила Юру. Если сказать правду, то девушка заменила брату мать. Их родительница пила, не просыхая, не задумываясь ни о чем. Светлана же в четырнадцать лет отправилась мыть лестницы и покупала маленькому братику еду и немудреные игрушки. Она же потом стала водить Юру в школу, приговаривая:
– Учись хорошо, вот вырастешь, пойдешь работать, получишь много-много денег, мы с тобой так заживем.
– Вдруг тебе принц встретится, – один раз бесхитростно ответил Юрочка, – женится,
Света шлепнула брата.
– Ишь чего захотел! Лентяй.
Потом она горько вздохнула и добавила:
– Какие уж тут принцы, на меня никто и не поглядит в таком платье.
– Ты самая красивая! – с жаром воскликнул Юра.
Света грустно улыбнулась.
– Да уж! Прямо королева.
Самое интересное, что Света на самом деле была хороша, только красота ее не бросалась в глаза. Если говорить языком дамских романов, она не походила на пышную, яркую розу, а напоминала василек, выглядывавший из колосьев ржи. Так бы и пробегала Светочка всю жизнь по подъездам и чужим людям с ведром грязной воды, но однажды богиня судьбы проснулась, приметила трудолюбивую девочку и одарила ее счастьем.
Света пристроилась в семью режиссера Бланка домработницей. Матвей Георгиевич был величиной в мире театра, о его постановках говорили с придыханием не только в Москве, но и в Лондоне, Париже, Риме. Режиссер часто мотался за рубеж, принимал он иностранных друзей и у себя. В семидесятые годы советским людям не разрешалось дружить с гражданами других государств. Сейчас в это трудно поверить, но, для того чтобы выехать на отдых в социалистическую Болгарию, требовалось преодолеть массу препонов, пройти комиссии в домовом комитете, в парткоме на работе, в районном комитете партии, ответить на многочисленные каверзные вопросы, выслушать инструктаж… И только тогда вы имели шанс пересечь границу СССР, сжимая в кармане тридцать долларов. Большую сумму вывозить категорически запрещалось. Но существовала особая каста советских людей, которые жили не по правилам, в основном это были работники искусств, регулярно выезжавшие на гастроли. Коммунисты сквозь пальцы смотрели на дружбу между московскими и парижскими балетными танцовщиками и не прижимали к ногтю советских пианистов, обменивавшихся письмами с коллегами из Лондона. Матвею Георгиевичу Бланку тоже позволялось звать в гости иностранцев, и в один прекрасный день у него в столовой оказался Марк Радберг, сорокалетний американский холостяк.
Светлана внесла в комнату блюдо с пирожками, Марк глянул на домработницу… Принц увидел Золушку и мигом влюбился, сбылась мечта маленького Юрочки.
Как они договорились, не зная один русского, а другая английского языка, где встречались в Москве, остается за кадром. Важно другое: Марк предложил Свете руку и сердце, она согласилась. Целый год потом, чуть ли не на уровне глав государств, решался вопрос о свадьбе. Марк использовал все связи и добился своего. Хмурым осенним днем его со Светой расписали в московском загсе. Наутро молодые вылетели в Америку. Светочка горько плакала, в те годы отъезд за океан, в США, был подобен смерти. Надежды на новую встречу с братом у нее не было. Правда, Марк клятвенно обещал употребить все свое влияние и связи, чтобы перетащить мальчика в США, но, очевидно, забыл или не сумел этого сделать. Одно время Юра ждал писем или звонков, но потом понял, что надеяться не на что. Света словно провалилась в прорубь. Началась другая жизнь, через пару лет Юра стал считать сестру умершей, а потом и вовсе забыл про нее. Он вырос, женился, отсидел два раза, потом неожиданно взялся за ум, принялся слесарничать, работал в гараже, даже сделал карьеру, став начальником… Словом, текла обычная жизнь, так живут тысячи людей: женятся, рожают детей, пьют, гуляют, работают…
Но полтора года тому назад как-то вечером к Юрию и Клаве заявился нежданный гость: очень хорошо одетый мужчина. Он показал паспорт гражданина Америки и на слишком правильном русском языке представился:
– Джон Клайманн, адвокат Софи Радберг.
– Кто? – не понял Юрий.
Господин Клайманн сел в кресло и вывалил целый ушат невероятной информации. Светлана, став американкой, превратилась
– Ты поедешь в Россию, найдешь там моего брата Юрия и передашь ему это письмо.
Адвокат, естественно, выполнил поручение клиентки. Когда он ушел, Юра вскрыл конверт, прочитал послание и дал его Клаве. Всю ночь потом супруги пытались переварить информацию.
Светлана сообщала, что хочет оставить нажитое брату и его семье. Но официально оформить наследство она не пожелала.
«Вас заставят заплатить гигантские налоги, – писала она, – а я вовсе не намерена кормить ни ваших, ни наших разжиревших госчиновников. Деньги заработаны тяжелым трудом и должны достаться тебе, Юрочка, целиком, без грабительских вычетов. Я придумала план. Распродала абсолютно все и обратила в деньги, в драгоценности. Их немного, но они эксклюзивны. Из камней, огромных по величине бриллиантов, заказано ожерелье. Ты, Юра, вместе с женой должен приехать в США как турист, вот план моего дома, стрелкой отмечено место, где спрятана шкатулка. На обратной дороге твоя жена наденет на шею ожерелье, под кофтой его скорей всего не заметят, впрочем, к личным драгоценностям путешественников на границе не придираются».
Целую неделю потом Юрий и Клава ломали голову, как поступить. История походила на розыгрыш, посоветоваться с кем-либо муж и жена боялись.
– Ты вспомни, – настаивала Клава, – Светкин почерк или нет?
– Где ж упомнить? – ворчал Юра, вертя в руках послание. – Сколько лет пронеслось.
В конце концов решили ехать, сбегали в турагентство, наскребли денег на путевку и получили от американского посольства решительный отказ. Юре, как дважды судимому, Клаве, как жене уголовника, въезд в США был закрыт навсегда. Представляете, как задергались супруги? Если раньше у них имелись сомнения по поводу наличия ожерелья, то теперь, когда Америка оказалась недоступной, они мигом отпали.
– Уголовник чертов, – «чистила» Клава по ночам супруга, – урод! Из-за тебя таких деньжищ лишились!
Юра только крякал.
– Может, попросить кого другого съездить? – один раз предложил он.
Жена налетела на муженька с кулаками.
– Последний ум пропил! – заорала она. – Кому такое предложить! Сопрут мигом!
Одним словом, положение казалось безвыходным, но тут Юрка совершенно случайно столкнулся на улице со своим бывшим «коллегой» по зоне Степкой Ужковым. Мужики зарулили в кафе, выпили, и Ужков со вздохом сказал:
– Прикинь, кто у меня зять! Мент!
Юрка заржал.
– Угораздило с легавым породниться!
– Эх, – махнул рукой Степка, – да он ничего, нормальный парень, папой меня кличет. Полгода назад с моей дочерью за океан улетел, в ихнюю полицейскую академию, по обмену.
– Погоди, – удивился Юра, – как же твою дочь выпустили?
– Почему нет? – вздернул брови Степка.
– Так ты же судимый, а американцы таких не любят, – стал делиться личным опытом Юрий, – до третьего колена визу не дают!
Степка заржал.
– Дураки они, патриоты гребаные. Говорил же тебе, зять у меня мент.
– И чего? – не понимал Юрий.
Продолжая смеяться, Степан пояснил:
– Они на патриотизме с ума сошли. В Штатах полицейский – страшно престижная профессия, они своих ментов обожают. Этого мало, если ты тоже легавый, да хоть из Чечни, мигом визу дадут, вперед всех, потому как уважают представителей закона в любой стране, считают их лучшими из граждан, усек? Кабы моя дочурка за врача или инженера выскочила, не видать ей Штатов никогда, а раз за ментяру пошла, то с дорогой душой пожалуйте к нам в Америку! Ясно? Одним словом, патриоты долбаные! Дочка пишет, у них в кино перед сеансом гимн играют, а еще они перед своими домами флаг поднимают. Во кретины!