Камбоджа
Шрифт:
Из-за деревьев появляется процессия, Хрюша во главе:
– Ебать, пацаны, шо я исполнил, вот это да!!..
– Раков наловили?!
– грозно перебивает-вопрошает Юра.
Костик трясёт внушительно шевелящимся пакетом - взор Юры смягчается.
– Летающая рыба с клешнями!!
– брызжет слюной довольный Кабан.
В ответ мы снисходительно улыбаемся: да, конечно, рыба, конечно, летающая и, ясен красен, с клешнями - обычное дело, гы-гы, для психушки, чего ж так орать?
– Вот!
– Олег придерживает рукой оттопыренную на животе футболку.
– Шо - вот?
–
– Он достаёт из-за пазухи...
Тишина.
У Юрика изо рта выпадает сигарета.
Рыба, дёрнувшись, выскальзывает из Хрюшиных пальцев и, треща стрекозиными крыльями, уносится в небо, на прощание клешнёй приласкав фэйс Слона.
– Упорхнула, блять!
– Кабан заметно огорчён.
– Ну и хрен с ней, - Юрик угощает меня резервной "ватрой", его пальцы дрожат.
– Ты это, Олег, не расстраивайся.
– Я бы всё равно не стал есть такую гадость.
– Костик высыпает улов на подстилку.
Раки оказались очень вкусными.
* * *
– Шо-то чаю захотелося, - вслух думает о сокровенном Слон. Вслух - чтоб мы его отговорили: не пей, типа, заваркой станешь.
– Или пива с раками, или крабовыми палочками, - продолжает мечтать Слон.
– Слышьте, пацаны, хотите пива с крабовыми палочками? Холодненького?
Я молчу, я изучаю "Дверь в лето" (сорок пятая страница), к тому же на идиотов не обижаются. Кабан навёрстывает недосып - тоже молчит. Ещё с тихого часа онемел, даже на ужин не пошёл. И не обижается. Потому как сам такой. В смысле, не отказался бы от пивка. Холодненького.
Слон, начальственно сдвигая брови, осматривает палату - кто-нибудь против?! или куда?
– и, не отыскав диссидентов, заливает родниковую водичку в свой блатной кипятильник: пластиковая чашка, внутри нагревательная пластина. Штекер в розетку - и к девчонкам, курить на сон грядущий.
Кипятильник гудит и странно порыкивает, чем и привлекает внимание: отрываю глаза от Хайнлайна и голову от подушки - наблюдаю, как чашка, вибрируя, медленно, но уверенно движется по поверхности стола. Вот и край, упс! упала! На не застланную постель Юрика выплеснулась. Со вздохом - пришлось-таки, вашу мамашу!
– откладываю книгу: надо же кому-то обесточить электронагревательный прибор, чтоб беды не случилось. Да вы сами в курсе: кипятильник - младший брат паяльника в заднице. Короче, адская машинка этот кипятильник, за ним же глаз да глаз. А ещё от спирали подкуривать можно, что я и делаю, спички экономлю.
Через минуту появляется Слон:
– Я не понял.
Для тех, кто на бронепоезде, объясняю:
– Твой кипятильник упал на кровать Юрика. Прыгает, зараза, как жабон, пережравший пургена. А Юрик скоро придёт, и вряд ли ему понравится мокрая подушка.
– А шо делать?
– Думай. Может, стоит поменять его мокрое на твоё сухое, раз так получилось, шо ты виноват.
Слон смотрит на меня как на клиента психбольницы: СВОЁ сухое - на чужое МОКРОЕ?! Ты как себя чувствуешь? Я виноват?! Это кипятильник, а Слон не при делах!
Мне похуй, я ищу закладку - голожопую картонку от упаковки презервативов - среди целомудренных страниц классической фантастики.
Странно, но у Слона вдруг обнаружилось наличие совести: он накрыл подмоченное безобразие одеялом, типа чтоб глаза не мозолило...
Ночь.
Темно.
Юра, нестабильно реагирующий на внешние раздражители, плюхается на кровать; его мучают желудочные спазмы, он дымит "лазером", являя собой внеплановое подтверждение аксиомы "водка - уже не вода". Фильтр, по окончании процедуры убивания лошади, торжественно вдавливается в стену, ожогом помечая на синей краске ещё один день, прожитый не зря - сколько дней мы здесь, столько и пятен. Героические потуги раздеться, как ни странно успешные, преобразуются в благородное похрапывание. Под эту колыбельную проваливаюсь в дрёму и я.
Просыпаюсь - громкий протяжный стон - Юра:
– А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы!
– Ты чего?!
Чего в моём вопросе больше: озабоченности или раздражения?
– А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! А-а-а-а-а-а-а!
– Шакил, шо это с Юриком?!
– Слон, как всегда, задаёт правильные вопросы. Я же всё знаю. Я - Большая Советская Энциклопедия. У меня голова квадратная: вместо черепа системный блок с гигом оперативки. Разбуди меня ночью и спроси: сколько будет пятнадцать в сто сорок шестой степени - я обязательно отвечу. Да. Нефиг делать.
Раздражения больше - нужно срочно спустить пар:
– А я ебу?!! Слон, чо ты, блять, вечно бычишь?! Ну ты мне скажи!
– Кто бычит?
– Ты бычишь!
– Я бычу?
– Ты!
– А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! А-а-а-а-а-а-а!
Есть желание популярно рассказать Юре о правилах хорошего тона, о том, что нельзя перебивать старших на самом интересном месте. Но синдром жирафа достиг той стадии обострения, когда информация наконец доползает до мозгов: оп-па, а ведь с Юриком что-то не так. Согласитесь: если человек стонет, то не от счастья. Если он, конечно, не трахается. А Юра лежит на кровати одинокий, как белый парус, шишку отнюдь не парит, принародно ящура не выгуливает.
– А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! А-а-а-а-а-а-а! Мне плохо!
Плохо ему... А кому щас хорошо? Пить меньше... э-э... В смысле, с друзьями делиться надо, это ещё Ильич в декрете завещал: делиться, делиться и ещё раз делиться. А то сожрал всё сам, наглая морда, а теперь спать не даёт.
– А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы, я заболел! У меня температура!
– Какая температура?
– настораживается Слон. Он панически недолюбливает всякие температуры и кашли, он уверен, что насморком передаётся бубонная чума, от которой СПИД бывает.
– А-а-а-а-а-а-а! У меня температура! Я заболел! Я так вспотел!
– Вспотел?
– в вопросе Слона проскальзывает понимание.
– А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! Я так вспотел, что и простыня, и одеяло мокрые!
– А-а-а, вспотел... И простыня, и одеяло... Это ничего, - слышно, как Слон поворачивается, скрипя пружинами, фэйсом к стенке.
– К утру будешь здоров, Юра. Гарантирую.
Простыня? Одеяло? И что?..
Ага, и перевёрнутый кипятильник, вот что.
– Да, Юра, утро вечера мудренее.