Камбоджа
Шрифт:
Я пожимаю плечами:
– Киса, последнюю утром докурил.
Она смотрит на меня взглядом из разряда ЧИСТО ЖЕНСКИХ - взглядом марки "ты же мужик, ты должен всё уметь, придумай что-нибудь".
Подобная ситуация - ни сигарет, ни денег - со мной однажды уже случалась. Тогда я да Сусел выручились самокрутками из чая. Было дело, курили сушёную крапиву, по синьке перепутав с мятой. Вкус крапивного дыма напоминал жареную рыбу - я чуть не проблевался.
Возможно это выход. Для Ольги. В смысле, самокрутка.
–
– Есть.
– Будешь?
– Да не хочу я чаю! Я курить хочу!
– Вот я и говорю: чай будешь курить?
– Чай?
– Чай.
– А можно?
– А кто тебе запретит?
– А как?
– Сделаем самокрутки или "козьи ножки", смотря шо тебе больше нравится, и подымим. Тебе самокрутку или "ножку"?
– А што лучше?
– Без разницы. Один хрен...
Чай оказался хорошим и дорогим. В гранулах. Нда-а-а, такой я ещё не курил. Бог миловал. До сегодняшней ночи. Ага, не миновала меня лажа сия.
Гранулы я аккуратненько ложечкой размял. Поначалу, конечно, переусердствовал - в порошок. Первый блин боком. Но это меня не смутило, и дальше дело заладилось.
– У тебя бумага есть, - спрашиваю.
Молчит, и покраснела.
– Мне не для ЭТОГО, - говорю.
– Мне, знаешь, как папиросная, чтоб свернуть и туда чай засыпать.
– Тетрадка подойдёт?
– А потоньше что-нибудь есть?
Тьфу ты, дура, опять засмущалась.
– Газета там какая-нибудь?
Нда-а-а, лучше б я этого не говорил: девку так в краску вогнал, что боюсь, как бы кровь носом не пошла.
– Ладно, мать его, давай тетрадку...
На балконе предрассветные сумерки. Впрочем, как и за балконом. Курим.
Я ощущаю каждым рецептором вонь от жжённой бумаги и тлеющего чая. Я пропитан вонью насквозь: просочившись через кожу, жир и мышцы в лёгкие, а затем назад, отфильтрованный телом мерзкий запах расползается гарью пожарищ и копотью крематориев. Сначала его жертвой становится наш обожаемый ЛТО, потом родной Харьков, вся Украина и, наконец, в Штатах пиплы останавливаются посреди стритов и принюхиваются под звон пикирующих с неба инопланетный звездолётов-тарелок, не справившихся с внезапной газовой атакой. Так им и надо.
Не знаю как тарелки, но в соседней палате запах учуяли: Копейка перестал изводить сексуальными домогательствами Аньку Грибай и прискакал с просьбой оставить на пару тяг.
Окурки, рассыпая искры, падают.
Мне до защемления сердечной мышцы хочется, чтоб внезапный порыв ветра закружил их в танце бешено влюблённых светлячков, чтоб ночь запятналась мельканием огненно-точечных узоров. Упали. Копейка возвращается на прерванную битву 1-го Полового фронта. Похоже, превосходящие силы собираются выйти на направление Главного Удара. Выдержит ли Анькин укрепрайон? Она и раньше была слаба на передний край обороны...
– Всё равно хочется курить.
Стоим. Смотрим на скошенное поле, на стог вдалеке. Думаем. Ни о чём. Пугающе притягательная черепно-мозговая пустота.
– Саша, глянь, што это?
– в её голосе тревога.
– Где?
– Вон.
– А пальцами тыкать некультурно!
– не могу удержаться, чтобы не подколоть.
Возле столовой прописались бидоны для пищевых отходов. Опорожняют их только утром, а ночью запахи халявной хавки привлекают местных шавок. Сейчас вот трапезничает громадная одичавшая овчарка. Зверюга.
– Волк, - я отражаюсь в тёмном омуте карих глаз.
– Волк? Нет, правда, волк?
– Нет, не правда. Но пусть будет волк. Хорошо?
– Хорошо.
Набираю побольше воздуха, и:
– Во-Оооллк!!
Друг человека испугано прячется за углом.
Заинтересованный и конкретно подогретый различными стимуляторами народ выползает на балконы:
– Шакил, ты чего орёшь? Какой волк?
– А вы не видели?! Волчара возле столовой. Натуральный. Киса, скажи.
– Да-да, возле столовой.
Пока все расходились (начал дело - кончай в тело, не оставляй на завтра ту, что можно отлюбить сегодня), я подумал, что:
...каждому дана одна единственная возможность сделать ЧТО-ТО из НИЧЕГО. Этот мусор в наших генах остался ещё с тех заплесневелых времён, когда общение с колдунами, ведьмаками и магами было такой же обыкновенностью, как сейчас дёрнуть ручку унитаза. Обыкновенные посиделки наших прапрапрапрапрабабушек с нечистью и наградили нас "изменчивыми" генами. Жалко, одноразовыми. И, похоже, свою ВОЗМОЖНОСТЬ я бездарно проебал...
Ольга вернулась в палату: она так и не увидела, как из-за угла метнулась тень и - специально, я уверен - остановилась под фонарём, напротив облюбованного мной балкона. Чтоб я мог хорошо рассмотреть серый, с сединами, мех. Миг - и тень заскользила по скошенному полю. Тишина.
Это был волк.
Настоящий.
И полная луна...
* * *
А потом мы добавили, повыли на луну "Псов с городских окраин" и легли спать.
И было утро, и похмелье, и голова превратилась в БОЛЬ, а ротовая полость - в ПУСТОЙ МЕШОК ИЗ-ПОД ЦЕМЕНТА. Как обычно.
Мало того, нас разбудил внезапно оживший лагерный громкоговоритель: электрическая тварь злобно заскрежетала "Вставай, проклятьем заклеймённый..." Или в радиорубке обосновался кто-то с вывихнутым чувством юмора, или в семье не без инцеста. Правда, Костика "Интернационал" - вместо соловьиных трелей будильника - привёл в неописуемый, почти детский восторг, даже ранение сивушными маслами в голову моментально зарубцевалось очередным шрамом, шрам расплылся нечёткой бледной полосой, полоса заросла сальными хаерами - клиент созрел и перед смертью почти не потел, справка прилагается.