Камень власти
Шрифт:
— Карл Иванович, на два слова, — без обычной важности и церемоний бросил он.
Крузе встал.
— Обождите здесь, голубчик.
Медик исчез, а Алексей стал разглядывать свою в высшей степени непрезентабельную физиономию в зеркало. Делать было нечего, вокруг летала пыль, а на гладкой белой стенке камина можно было рисовать пальцем. Что Орлов и не преминул сделать. Подрисовывая круглой рожице рога, он вдруг услышал, что доктор и канцлер в соседней комнате заспорили чересчур громко.
Воронцов, как всегда выходил из себя. Спокойный
— Это шарлатан и заезжий обманщик! — Настаивал канцлер. — Мне плевать, какие у него рекомендательные письма и от кого. Мы встречались в доме у Голицыных и что же? Ему были сделаны самые ясные орденские знаки. А он не ответил ни на один из них! Словно и не знает внутренних жестов вольных каменщиков! Говорю вам, он шарлатан.
— Вряд ли, — спокойно возразил Крузе. — Но скажу вам одно, Михаил Илларионович, если такой человек, как граф Салтыков… так он сейчас представляется? Так вот, если такой человек, как Сен-Жермен не желает отвечать на наши орденские знаки, не вступает с нами в контакт, значит наше дело — пропащее. Мы поставили не на ту лошадку. Признайте это, ваша Светлость.
Канцлер побелел. В шелку двери Алексею хорошо было видно, как он хватает воздух посиневшими губами.
— А раз так, — наконец, выдавил из себя Воронцов, — он нам не брат и не товарищ, Пусть убирается, откуда пришел. Или ему не поздоровится. Мои лакеи уже…
— Что ваши лакеи уже? — Алексея поразило то нескрываемое презрение, почти высокомерие, с которым скромный доктор разговаривал с первым вельможей империи. — Их, насколько я знаю, распугал проходивший мимо поручик.
— Больше они не дадут осечки, — побагровел канцлер.
— Люди — не ружья, — покачал головой немец. — Михаил Илларионович, хотите добрый совет? Не становитесь у него на пути.
— У кого? — Нервно рассмеялся канцлер. — У графа или у поручика?
— У обоих.
Крузе встал и, не сказав больше ни слова, вернулся в каминную. Алехан едва успел отскочить от двери.
С трудом дождавшись конца дежурства, Орлов поспешил в дом художника Ротари у Аничкого моста. Именно там, в рубленном непритязательном особняке на окраине города поселился граф, отвергнув самые лестные предложения вельможных учеников с Невского и Английской набережной.
Салтыков был немного удивлен внезапным визитом, но приветливо встретил Алехана.
— Что случилось, друг мой? Вы весь взмокли, пока бежали. Садитесь. Воды?
Алехан плюхнулся в кресло, жестом отверг стакан и, переведя дыхание, вывалил графу все, что услышал во дворце, заодно помянув и то, что нападавшие лакеи были явно воронцовские.
Граф смотрел на него прищурившись и продолжая по привычке улыбаться. Но как-то натянуто.
— А почему же вы не говорите о главном? — Осведомился он, вертя в пальцах полупустой стакан.
Алехан поднял бровь.
— О вашем ночном приключении в этом маленьком загородном дворце. Монбижоне, кажется?
Орлову оставалось только развести руками.
— Да вы и сами знаете.
— Не все, — настоял граф.
Пришлось поведать и о том, как Алехан сыграл роль трупа в диковатом, на взгляд стороннего наблюдателя, ритуале. Граф только кивал.
— Друг мой, — наконец, произнес он. — Вы попали в очень неприятную историю. Думаю, этот ваш доктор Крузе далеко не так прост, как хочет казаться.
«Я тоже теперь так думаю», — вздохнул Алексей.
— Вы пали жертвой собственной доброты, — продолжал граф. — А между тем вам подставили. И крупно. Знаете ли вы, что теперь ваша жизнь связана через смерть с жизнью великого князя?
— Как это? — Не понял Алехан.
— За то, что неофит «рождается заново», братство платит тем самым трупом, роль которого вы сыграли.
— Кому платит?
— Не важно, — перебил ученика граф. — Важно то, что вы должны быть мертвы, а остались живы. Значит умрет он. Двоим нет места. Иначе смерть будет ходить за обоими по пятам. Думаю, этого они и добивались.
— Кто?
— Те, кто вас посвятил.
— Меня?
— Боже, святая простота! — Салтыков приоткрыл дверь и крикнул по-итальянски: — Пьетро, кофе. Крепкого. Две чашки. — затем снова повернулся к Алексею. — Поняли, что я сказал? Как вы думаете, откуда у вас знания итальянского?
Орлов только хлопал глазами.
— Оттуда же, что и немецкого, — вздохнул граф. — Вы уже перешагнули рубеж. Часть нитей обрублена и снова прочно привязать вас к жизни сможет только смерть царевича.
Алехан молчал. Так вот почему он так странно себя чувствует. Мысли, звуки, неожиданные знания приходят к нему ниоткуда, словно его душа вывернулась на изнанку и соприкасается со всем миром, став огромной трубой, воронкой, ловящей каждую мелочь.
Граф смотрел на молодого гвардейца с полным пониманием.
— Что бы выжить, вам придется многому научиться, — сказал он. — Но нет худа без добра, Алексей. Если б с вами этого не случилось, вы не попали бы в поле моего зрения.
Поручик кивнул.
— Возможно, вам покажется, что я делаю неправильный выбор, — с усилием произнес он. — Но у меня есть основания полагать, что великий князь не тот человек, ради которого стоит жертвовать жизнью.
Салтыков рассмеялся.
— Иного ответа и не могло быть. Ваша судьба написана у вас на лбу. И хватит об этом.
Пьетро Ротари, смуглый маленький итальянец, обожавший гостей и боготворивший графа, внес на серебряном подносе две чашки крепкого турецкого кофе.
— Пейте, Алексей, — мягко приказа граф. — Вам в жизни придется выпить море турецких напитков и съесть уйму итальянской еды.
Салтыков выглядел по-прежнему невозмутимо. У Алехана тоже отлегло от сердца.
— А почему эти люди хотят устранить вас? — Спросил он, отхлебывая горький бархатистый напиток, вкус которого не мог пока оценить по достоинству.