Камень. Книга 4
Шрифт:
— Подполковник Ульянов, ко мне! — продолжил Прохор, а я уселся и принялся с интересом наблюдать за дальнейшим развитием ситуации.
— А ты себе лишнего не позволяешь, Белобородов? — буркнул один из сидящих.
— Хорошо, Ульянов, будь по-твоему. — усмехнулся воспитатель. — Доспех натягивай, я тебя сейчас бить буду.
— Ты чего несешь, Белобородов? — поднялся тот.
— Господа офицеры, возражения будут? — Прохор оглядел остальных бойцов группы. — Сережа, а народ-то безмолвствует… Готов, подполковник?
Ответа
Боем это было не назвать, определение «избиение» подходило гораздо больше — Прохор не только превосходил подполковника в скорости, но и во владении приемами армейского рукопашного боя. Секунд через тридцать избитый Ульянов валялся на земле, а воспитатель отходил от него, всем своим видом демонстрируя презрение.
— Коля, Саша, — поднялся я и указал на подполковника, — заберите… это. И проследите, пожалуйста, чтобы он по дороге на базу чего-нибудь не выкинул.
Братья кивнули и пошли к «телу».
На базе царило оживление, да и вертушек прибавилось. Как оказалось, сегодня прибыла вторая волна гвардейцев. Сдав пленных Годуну и потирающему руки Литвиненко, мы отправились на доклад к отцу и дядьке. Попасть к ним не удалось, те были заняты решением вопросов с вновь прибывшими. Вернулись в свою палатку, где братики сразу же стали делиться со мной подробностями прошедшего «столкновения», именно так Николай охарактеризовал произошедшее в ущелье.
— Леха, мы до последнего терпели, давая шанс гвардейцам самим разобраться! И только собрались, как Прохор команду дал! Как мы поняли, ты уже теми занимался, которые на горе засели. Но камни все равно продолжали лететь! Ты бы видел, как мы с Сашкой камнепад остановили, а потом на гору за абреками рванули!
Николай эмоционально размахивал руками, Александр активно кивал и улыбался. Именно последний и пафосно закончил рассказ:
— А самое трудное, Леха, было этих Никпаев к вам с Прохором тащить! Ты же сам в вертолете чуял, как от них подванивало.
Тут я с Александром был согласен. Сколько не мылись афганцы, мотаясь по горам, можно было только гадать.
— Самое трудное, говоришь? — хмыкнул Прохор. — А пример Ульянова вас ничему, я смотрю, так и не научил? Еще раз обращаю ваше внимание на то, что не стоит принимать противника за дурака. Лучше, как говориться, перебздеть, чем не добздеть!
— Мы поняли, Прохор. — за нас всех ответил Александр.
После душа выпили чая и развалились на кроватях с приятным чувством выполненного долга и ожидания еды. Релакс долго не продлился — в палатку зашел Годун.
— Собирайся, Прохор. — улыбался он. — Подполковник Ульянов на тебя рапортину накатал. Требует суда офицерской чести.
— Какой, к лешему, суд офицерской чести? — воспитатель уселся на кровати. — Этот Ульянов что, бессмертным себя вообразил? Жить ему, тварине, осталось до следующего боестолкновения с моим участием. Это я тебе, Олегович, обещаю.
— Во-во! — ухмыльнулся Годун. — Александр Николаевич это же мне сказал, но другими словами. Короче, Прохор, собирайся и пошли. Там разберутся. А вам, Ваши Императорские высочества, Цесаревич просил передать следующе. Цитирую: сидеть в палатке на попе ровно и не отсвечивать, иначе отправлю домой.
Мы кивнули и стали наблюдать за тем, как одевается воспитатель. Выходя, он сказал нам:
— Сидите тихо, из палатки ни ногой! Цесаревич сам все разрулит.
Оставшись одни, мы с минуту молчали, пока Николай не заявил:
— Я сам Ульянова кончу, если Прохору хоть что-нибудь сделают. Это подполковника надо на суд офицерской чести вызывать. Братики, давайте с гвардейцами переговорим, которые сегодня там были! Они-то нас точно поддержат!
— Точно! — вскочил Александр. — Сейчас оденемся и пойдем.
— Раз отец сказал сидеть в палатке, будем сидеть. — хмыкнул я, про себя удивившись тому, что сейчас полностью согласен с папой. — Уверен, Ульянову придется не сладко, если даже отец не очень оптимистично настроен насчет его дальнейшей судьбы. И вспомните вчерашний разговор с полковником Пожарским про разногласия между гвардейскими полками. Наши с вами действия могут воспринять, как третирования Преображенцев.
— Тоже верно. — Александр уселся обратно на койку. — Лешка, ты точно уверен, что Прохору пока помогать не надо?
— Точно. — кивнул я. — А если что-то пойдет не так, Ульянов до утра не доживет. Это уже я вам обещаю.
— Почему-то я тебе верю… — поежился Николай. — Ладно, сидим на попе ровно, как приказал дядька, и ждем дальнейшего развития событий. А пока давайте хоть родным позвоним, на друзьям напишем…
События развивались долго, по нашим конечно же меркам, — только к пяти вечера нас пригласили в самую большую палатку, являвшуюся Офицерским собранием. Народа в палатку уже набилось порядком, причем, вновь прибывших было легко отличить по темным цветам камуфляжа, тогда как «ветераны» уже были поголовно в песочном. Один только Годун с двумя подручными щеголял, как и положено, во всем черном.
— Алексей, привет! — ко мне протиснулся дядька Константин, который подполковник Пожарский. — Ваши Императорские высочества! — мы поручкались. — Ну и слухи тут про вас ходят, господа курсанты! — усмехнулся он.
— Что говорят, дядька? — поинтересовался я.
— Лютуете, говорят… — многозначительно протянул он. — Каждый день, мол, лазутчиков ловите. А сегодня группу этого придурка Ульянова знатно прикрыли, мне мои Преображенцы уже рассказали. Зря Сережа на Прохора за избиение рапорт оформил, твой батька ему это не простит. И не спасет Ульянова даже папа-генерал…