Каменистая дорога
Шрифт:
— Акко перкеле, Юл, ты что, учил её играть? Она нас почти раздела…
— Вы преувеличиваете, господин Рихве, мне просто чуть-чуть повезло.
— Я смотрю, вы уже освоились, госпожа Кеслеш. А я-то волновался.
— Ну что вы. Это милейшие люди, господин Пикаро.
— Вот уж никогда бы не подумал… Однако нам пора.
— Мы уже уходим?
— Да, нам следует торопиться. Впрочем, господин Рихве и его товарищи составят нам компанию.
— Как здорово! Он так весело рассказывает истории. Ну те, про китов и про то, как они ходили в Лунгпуль. И ещё он сказал, что
— Истинное пламя, барышня. Где-то я ваше лицо видел. Точно вам говорю.
Юл прищурился. Может действительно что-то знакомое… Нет, он видел много лиц и хорошо их помнит. С кем-то похожим он никогда не встречался. Никогда. Он бы запомнил. Он всегда запоминает лица тех, с кем сталкивался. Это профессиональное.
— Вообще-то мне все говорили, что я пошла в дедушку, — добавила Лана, — он был солдатом и даже в гвардии служил…
— Дело уже к обеду идёт, — перебил её Юл, — нам пора.
Ветер с моря. Холодный. Пронзительный. У непривычного человека уже через пару часов начнут краснеть и гореть лицо и руки. И будут потом гореть ещё неделю, а то и больше. Прибой болтает по бурому песку мусор, в небе орут чайки. На горизонте серой ниткой виден берег Коронного острова с тонкими шпилями башен.
— А что это за место, господин Пикаро?
— Старый маяк…
— Вы знаете, а я раньше никогда не видела моря…
— Догадываюсь.
— Но я думала, что оно синее. А это какое-то серое. И мутное.
— Это здесь, в заливе, барышня. А ежли за Горло выйти, там оно совсем другое. А уж на юге так и вовсе чистый сапфир.
— А вы бывали на юге, господин Рихве?
— А как же. Там кит мелкий, зато большими косяками ходит. Ну и дюгоней много. А вот ещё когда я на хинском чайном ходил…
— Мы уже пришли.
— Что, нам прямо туда?
— Да, мы с тобой пойдём внутрь, а Куто и остальные присмотрят снаружи.
— А это точно надо? Мне кажется, что Куто очень приличный человек, и он вполне сможет помочь и с работой.
— Тебе стоит водить компанию с другими людьми, Лана. Поверь мне. А теперь идём.
Они все ждали внутри. Странно видеть все эти дорогие пашминовые пальто и сюртуки здесь, среди осклизлых камней, выкрошенного кирпича и ржавых остовов. Маяк уже много лет как заброшен. Ровно с тех пор, как дальше по фарватеру построили новый, электрический.
Стоят на возвышении у стены, где посуше. И где сверху падает свет из проёма выбитой двери. Все на виду. Знакомые лица. Холёные, раздражённые и нервные. Юл разбирается в людях. Эти — далеко не пример достоинств. Каждый из них запросто его продаст, купит и ещё раз продаст. Однако практически никто из них не станет лично пачкать руки. Они не опасны. Кроме одного. Того, поджарого, с угловатым шрамом на щеке. Вот он — опасен. Очень. Это Юл чувствовал аж спинным мозгом.
— Добрый день, господа.
— Мы договаривались, что вы будете один.
— Я всего лишь маленький человек, господа. Маленькому человеку в наше время опасно ходить в одиночку по столь глухим местам, имея при себе значительные ценности…
— Вы бесчестный человек, Пикаро…
— Мы ж люди простые, нам честь по чину не положена.
— Да он ещё издевается…
— Спокойнее, господа, спокойнее. Я вижу, вы привели девушку?
— Как видите.
— Господин Пикаро, я не понимаю…
— Не бойтесь, Лана, всё будет хорошо. Эти люди о вас позаботятся.
— Сестра-наставница Морвин, могу я вас попросить заняться девочкой.
— Я не хочу никуда уходить!
— Не надо Лана, так действительно будет лучше для всех.
— Но… но…
— Пойдём, бедняжка, теперь с тобой всё будет хорошо. Эти ужасные люди больше тебя не потревожат.
Юл проводил её взглядом, и снова поднял глаза на заказчиков.
— Итак, свою часть сделки я выполнил.
— Асторе, отдайте ему его деньги.
Это тот, со шрамом. Надо быть начеку.
Подошёл. Отдал пакет. Вроде всё нормально. Подвоха не видно.
— Надеюсь, вы счастливы, Пикаро. Можете идти, больше мы в ваших услугах не нуждаемся.
— Прошу прощения. Я бы хотел пересчитать…
— Да как ты смеешь!!!
— Спокойнее, спокойнее. Мы имеем дело не с аристократом, а с торгашом. Пусть считает. Асторе, проследите, чтобы у нашего друга не слишком заплетались пальцы при подсчёте. Когда закончите, догоните нас у пирса.
— «Проклятье, в его присутствии ведь действительно заплетутся».
Плотная бумага шуршит в руках.
— Всё нормально, господин Пикаро?
— Да. Всё как договаривались.
— Тогда позволю себе попрощаться. Я должен идти.
— Конечно, конечно. Всегда приятно иметь дело с честными людьми. Единственное…
— Да?
— А зачем вам девушка?
— Это не ваше дело, господин Пикаро.
— Ну не моё, значит, не моё… Но чтобы вы с ней не делали, я хотя бы надеюсь, что она не будет очень страдать…
— Это я вам обещаю.
— Всего хорошего, господин Асторе.
— И вам, господин Пикаро.
Одна маленькая, но очень гордая птичка
Долг благовоспитанной дамы заключается в том, чтобы быть безупречно учтивой и рассудительной в любой ситуации. Никакое проявление сильных чувств, кроме как предписанных этикетом, не может быть для неё оправданным и приличным, даже наедине с мужем и детьми. Она должна всегда помнить, что является опорой и поддержкой супруга и чад, и должна всегда выглядеть в их глазах опорой верной и надёжной.
Сдержанность, благонравие и терпение — вот основные добродетели истинной дамы, а её природное назначение — хранить в спокойствии и благости доверенный ей семейный очаг, не давая ему остыть. Подобно тому, как в древние времена доспехи защищали рыцарей и свидетельствовали их благородство, так учтивость и следование этикету должны быть защитой и бронёй дамы, получившей респектабельное воспитание, её сверкающими доспехами.