Каменные скрижали
Шрифт:
— От этой жары все друг на друга бросаются, ты тоже становишься раздражительным. А я хочу, чтобы ты для меня взял несколько ящиков. Просто я слишком много в последнее время заказывал, а мне не хочется обращать внимание таможенников.
— В последний месяц я вообще ничего не брал.
— Значит, я правильно сделал, заполнив бланк заказа. Ты только подпиши, а об остальном я с Гуптой договорюсь, не беспокойся.
— Зачем тебе столько алкоголя? — удивился Тереи, подписывая бланк.
— В ящике дюжина бутылок. Я здесь
— Вот теперь понятно, — улыбнулся Тереи. — Разумеется, я не считаю, что ты пьешь в одиночку.
Ференц искренне рассмеялся. Они расстались, очень довольные друг другом.
Иштван вернулся в свой кабинет, чтобы написать письмо в «Times of India», надо было выразить протест против злобных публикаций о Венгрии, перепечатанных вслед за американским агентством. Такое письмо имело шанс быть напечатанным в рубрике: «Беседы с читателями», но лучше, если бы его подписал человек, не работающий в их посольстве. Может, Рам Канвал? А может, сам Виджайяведа? Маргит он не хотел впутывать в политические интриги.
Взволнованный повар доложил ему, что в его отсутствие были два очень важных звонка.
— Я записал на бумажке, — он опустил со лба очки в проволочной оправе, пытаясь по слогам прочитать свои каракули, — Сэр Виджайяведа напоминает о приеме по случаю возвращения молодой пары. И миссис, вернее, мисс, — поправился он, сверкая большими грустными глазами, — у меня тут записано… Тоже спрашивала, когда вы будете дома.
— Но кто?
— Здесь я вроде бы ошибся, не могу прочитать, — он распрямлял мятую бумажку, — но это был важный телефон. По-английски.
Может, Грейс хотела узнать, придет ли он? Лучше там вообще не показываться. При мысли о том, что придется с ней встретиться, его охватывали беспокойство и стыд. Как с ней говорить, чтобы ее не обидеть? Обойти все молчанием? Она сама решит, покажет, как себя вести, тембром голоса, взглядом, тем, как подаст руку. Лучше бы вообще избежать встречи, но в то же время он понимал, что в корне изменить свое поведение было бы еще труднее, просто глупо, пришлось бы объясняться с раджой и Виджайяведой.
Едва он сел за стол, застеленный льняной скатертью, и Перейра достал грейпфрут из холодильника, Тереи тут же заметил, что в комнате произошли какие-то изменения. Вначале Иштван не мог понять, в чем дело, потом обратил внимание на то, что на полу лежит бело-голубой ковер, пушистый, как мох в буковом лесу.
— А где тот ковер?
— Был купец и обменял, я сам выбрал.
— Но кто тебя просил?
— Сааб не сказал ни слова о том, что рыжий ковер ему нравится.
— Найдешь купца и скажешь, чтобы он мне его оставил, — рассерженно проворчал Тереи, словно распорядились его собственностью, — я хочу,
— А если он уже нашел покупателя?
— Я был первым. — Тереи выбирал ложечкой косточки. Лицо повара прояснилось, словно его коснулся луч солнца.
Перейра уже подсчитывал чаевые, которые ему удастся получить от торговца.
— Сааб хочет желтый ковер навсегда? — удостоверился он, почесывая согнутым пальцем над ухом, волосы сухо потрескивали. — Ковер будет стоить дорого, он настоящий кашмирский.
— Если твой купец надеется содрать с меня большие деньги, пусть лучше вообще его не приносит… Не хочу видеть ни торговца, ни ковров. А вы, вместо того, чтобы заниматься бизнесом, занялись бы лучше кухней.
Резкий запах подгоревшего теста доносился из приоткрытой двери.
Перейра помчался рысью, шлепая своими стоптанными, никогда не чищенными туфлями, сшитыми в форме лодки, мальчишки такие выстругивают из сосновой коры. Повар тут же вернулся, перебрасывая из руки в руку черный, спекшийся комок.
— Печенье сгорело, — заявил он, словно сообщая о великом достижении.
В столовой было душно, несмотря на вентилятор, который разгонял под потолком воздух. Шум кондиционера напоминал отзвуки моря в раковине.
При мысли о тяжести невидимого солнца, которое, как только он переступит порог, навалится ему на плечи, будет давить на темя, Тереи неожиданно охватила слабость.
Раджа встретил его с искренней радостью, пододвинул высокий бокал с виски, в котором кусочки льда поблескивали, как топазы. Какой-то худой мужчина в безупречно выглаженных брюках, видя их приятельские отношения, уступил Иштвану место. Кожаное кресло вздохнуло, как человек, принимая новое бремя.
Сухощавого индийца представили советнику, но его фамилию Иштван не расслышал. Худоба не позволяла определить возраст мужчины, однако ему было, похоже, уже за сорок, потому что высоко подстриженные виски начали серебриться.
— Кто это? — вполголоса спросил Тереи.
— Еще один из тех, — кто старается получить кредит. Не такой уж он важный человек, чтобы ты должен был запоминать его имя, — махнул рукой раджа. — Я не спрашиваю, зачем ему деньги, важно, чтобы он их вовремя возвращал и платил процент. А что он с ними будет делать…
Раджа вел беседу так словно худой индиец для них не существовал. Однако тот, не смущаясь, стоял в услужливой позе, готовый в любой момент включиться в разговор.
Раджа начал рассказывать о том, какие прекрасные почести ему воздавали в Джайпуре, о сотнях слонов, которые вышли их встретить. В свои владения они въехали на слоне, украшенном золотистой попоной. Купцы приносили подарки, хотя юридическая зависимость от княжеского рода уже несколько лет как перестала действовать, но они сами поддерживали традицию, чтобы подчеркнуть свои близкие отношения с правителями Раджастана.