Каменный Кулак и мешок смерти
Шрифт:
Но волхв лишь мельком взглянул на коготь и кисточки, после чего поднес к глазам тесемку оберега. Еще в первый день их плавания по Ладожскому озеру Волькша заметил, что она вся испещрена причудливыми узелками, но не придал этому значения. А вот старец пробежал по ним взором, точно по строчке руницы, и глаза его округлились. Поднеся узловатый снурок ближе к зрачкам, он осмотрел его еще внимательнее, после чего поднял на Волькшу взгляд, полный нескрываемого изумления.
– Откуда у тебя этот оберег? – с недоверием спросил он.
– Мне его дала Лада-Волхова, ведунья, что живет в нашем городце, – ответил Волкан, протягивая руку за ворожейским подарком.
– Она дала тебе его при рождении?
– И да, и нет, – ответил Волькша.
– Объясни, – настаивал волхв.
– Она сказала, что моя мать просила ее никогда не говорить о каких-то метках, что ворожея нашла на мне при рождении… Волхова одарила меня этим оберегом, только когда Доля привела меня на борт драккара, уплывавшего из родных краев…
Говоря это, Волькша впервые посмотрел фризскому ведуну в глаза. На несколько мгновений весь мир куда-то пропал. В висках у Годиновича зашумело. Зрачки волхва то сужались, то расширялись, но именно он первый отвел взгляд.
– Прости мои сомнения, – почтительно сказал старец, протягивая Волкану его берегиню: – Иногда Водан прячет свои замыслы там, где их нельзя увидеть сразу.
– О чем ты говоришь, вещий старик? – спросил его Ёрн.
– Он знает, – ответил волхв, указав пальцем на оберег, и двинулся к своим спутникам.
Фризские галдери перекинулись парой тихих слов, после чего обернулись к лесу и подали знак. Со всех сторон из-за деревьев стали выходить вооруженные люди.
– Что привело вольных мореходов на Спайкероог? [134] – спросил у Хрольфа человек, в котором без труда угадывался военный вождь фризов.
134
Спайкероог – второй остров в гряде Западных Фризских островов, если считать со стороны Дании.
Было еще много вопросов и много рассказов.
Был еще обряд на испрошение у Водана победы для мореходов, и дружеский пир, который фризы устроили, узнав, что свеи плывут творить беды ненавистным франкам.
Словом, было все, кроме жестокой сечи с осквернителями Священной рощи Спайкероога. И надо сказать, что ни среди викингов, ни среди фризов не нашлось того, кто бы сожалел об этом упущении.
Фризы
Весь оставшийся день и развеселый вечер, когда при стечении трех ручьев пировали варяги и фризы, Волькша искал удобного случая подступить к вещему старцу с вопросом, мучившим его с тех пор, как галдерь вернул ему Ладину берегиню. Что узрел ведун в узлах тесьмы, что прочитал он в них? В том, что старец именно прочитал по снурку некое обережное заклинание, Волкан не сомневался.
– Ты слишком любопытен для ратаря, – усмехнулся старик, когда Волкан сподобился-таки задать ему свой вопрос.
– Ты тоже, ясновидец, – не остался в долгу венед, намекая на то, что волхв сам попросил показать ему оберег.
Они опять посмотрели друг другу в глаза. Но в этот раз это был самый обыкновенный взгляд.
– Разве тот, кто дал тебе этот коготь, не растолковал, для чего он служит? – спросил волхв. Он говорил так тихо, что Годиновичу пришлось придвинуться к нему вплотную.
– Лада-Волхова сказала, что этот оберег надлежит носить тому, кто рожден быть Синеусом Трувором. И все… – сознался Волькша.
– Так почему же ты теперь спрашиваешь у меня? Разве она не сказала тебе все, что считала нужным?
Волкан свел брови к переносью. Не до вопросов ему было тогда, когда Лада рисовала у него на лбу рисунки и шептала священные заговоры. Не огружай его плечи в то утро непосильная ноша, уж он бы вызнал у волховы, что за берегиней она его одаривает. Однако рассказывать фризу всю былицу своей жизни Волькше не очень-то хотелось, и потому он слукавил:
– Она сказала, что придет время, и я сам все узнаю. Вот я и подумал, что раз уж Макоши захотелось, чтобы ты осмотрел мой оберег, то, может статься, ты и есть тот, кто все мне растолкует.
– Хитер, – улыбнулся галдерь. – Лихо ты словами играешь. Если ты и в бою такой же проныра, то теперь и мне ясен Воданов умысел.
– И в чем умысел-то, старче? – попытался поймать его на слове Волькша.
– Экий ты торопливый, – ответил волхв. – Тебе же сказано: ты сам должен это понять. Своей головой. Своим сердцем. А пока для тебя твоя судьба – нянька, пока она тебя ведет за руку, точно дитя малое, не положено тебе знать, что в узелках сих написано.
– Написано? В узелках? – удивился Волкан, точно в полдень не видел, как старец «читал» снурок его берегини.
– Именно что, – важно изрек старец. – На тесьме, что твой оберег держит, узловой тайнописью начертано высокое заклинание…
Фриз спохватился, поняв, что его язык сболтнул лишнее, но было уже поздно.
– А что это за тайнопись? – впился в него глазами венед.
– Эх… – расстроился волхв. – Ну да ладно… Еще прежде, чем на свет появились священные руны, был в подлунном мире язык тайных знаков… Ты ведь слышал, небось, про нить судьбы?
Волькша страстно закивал головой. Ему ли не знать, как причудливо Макошь свою кудель [135] прядет.
135
Кудель – вычесанный и перевязанный пучок льна или пеньки для пряжи.
– Древние… знали о ней куда больше нашего… Они-то и измыслили узелковые заклинания. Будет досуг – осмотри внимательно те узелки, коими унизана тесьма твоего оберега. Там все узелки разные… Не все, конечно. Некоторые повторяются…
Волькшина рука потянулась к вороту рубахи. Хотя бы пощупать эти заветные узелочки…
– Древние мудрецы завещали нам полсотни и еще четыре узелка, – погружался галдерь в глубины своей мудрости. – И каждый из них свой тайный смысл имеет. Что за смысл? Даже не спрашивай. Это чародейство не многим по плечу. Лишний узел не там завяжешь, и поминай, как тебя звали: пропадешь ни за что, и спасти будет некому… Я уж думал, что и не осталось на свете людей, сведущих в узелковых заклинаниях… Да и сам почти все забыл… А как увидел твой оберег, так и обомлел: такая работа по силам лишь величайшему из галдерей… Хотел бы я поговорить с тем, кто одарил тебя этим медвежьим когтем…
Волькша молчал. Знал он, что велика сила Лады-Волховы, но и думать не смел, что и на другом конце Яви найдутся люди, которые оценят могущество ладонинской ворожеи. «Как ни раскидист Иггдрассиль, но все его ветви сходятся к одному стволу», – вспомнились Годиновичу слова эстинского златокузнеца Тынто из Екебю. Может быть, к людям это относилось еще так сяк, а вот к ворожбе – так в самую зеницу.
– А разве во всей Яви была одна узелковая тайнопись? – спросил-таки Волькша.
– Как есть одна, – ответил старец и провел пальцами по своему поясу. Только тут венед заметил, что веревка, которой волхв был подпоясан, тоже унизана узлами. Тут же вспомнились ему вещие странники, приходившие к Ладе. Как же это Волькша никогда не замечал, что и их пояса были покрыты замысловатыми барашками и узлищами? Да и на то, что по весне девки ходили вязать узлы на ивовых ветвях, Годинович теперь взглянул в другом свете.