Каменный Кулак и мешок смерти
Шрифт:
– Эта тайнопись прежде всяких других знаков появилась. Даже прежде первых деревянных идолов. По моему разумению, священные руны – это лишь начертания тех самых узлов, да и то не всех, а лишь тех, которые несведущим людям понимать невозбранно. Всякая вязь, всякий затейливый узор все про те же древние узлы толкует…
– Эт чё эт ты тут с этим пеньком старым трешься? – раздался над головой Волькши бас Ольгерда. Дыхание Рыжего Люта было смрадно, как у всякого, кто без меры пил хмельное и в три горла жрал жирное. Он был настолько пьян, что забывал даже венедские слова.
– Тебе не понять. Велесовы дела у тебя всегда поперек башки шли, – огрызнулся Волкан, понимая, что после вторжения верзилы тайный разговор с фризским галдерем вряд ли удастся возобновить. А он еще столько хотел выпросить у старца…
– Как-ик! – е дела? – нахмурился Олькша, остервенело чеша рыжую макушку: – Каки-ие дела у тебя могут быть с этим фризским трухлявым поленом?
– Иди лучше спать, – сказал Волькша и потащил Рыжего Люта за рукав подальше от волхва. Не к добру расхрабрился Хорсович. Вдали от Лады страх перед чародеями потерял. Того и гляди, нагрубит, болван, седовласому, а тот ему заклятием каким-нибудь черным ответит. По всему видать, что старик силы немереной. Перстами щелкнет и Долю в Недолю оборотит…
Ближе к утру Спайкероог укрылся туманом. Когда же небо начало сереть на востоке, пошел мелкий холодный дождь. Варяги и фризы, пребывавшие накануне вечером в самом благостном расположении духа, просыпались мрачными от холода и сырости.
– Где этот толстяк из Хедебю? – бурчали себе под нос свеоны. – И так из-за новых Хрольфовых драккаров задержались на целый месяц, а тут еще этот хитрила…
На вчерашних сотрапезников шёрёверны смотрели с тоской. Вот сейчас фризы рассядутся по своим лодкам и к вечеру, а то и к полудню будут уже сидеть в своих домах возле жарко натопленных очагов, а варяжским драккарам еще плыть и плыть на юг, в неведомый Овсяный залив.
Однако не все защитники кленового святилища торопились покинуть Спайкероог. Некоторые, в основном молодые фризы, сбивались в кучки под сенью багряных деревьев и о чем-то шептались. Столковавшись между собой, они посылали друг другу переговорщиков, которые сновали промеж ватажками, как пчелы между ульем и полем. Довольно скоро на берегу залива образовалась толпа в сотню-другую человек. Вид у них был настолько решительный, что варяги на всякий случай пододвинули свое бранное железо поближе к рукам.
Наконец, после долгих и порой шумных препирательств из недр фризской ватаги вышел человек в знатной броне и с золотыми цепями на поясе. Накануне он скромно держался за спиной того, что верховодил защитниками Священной рощи, а сегодня сам выступил вождем.
– Гастинг, – обратился он по-даннски к Хрольфу, жующему утреннюю кашу вприкуску с окороком вчерашнего кабана. – И вы, благородные свеоны и гёты, – кивнул он прочим шеппарям и шёрёвернам. – Наши галдери сказали, что мудрый Водан послал нам вас для свершения Святой Мести. Шесть десятилетий назад Карламан Лютый разорил святилище Экстерштайн и сломил дух саксов и фалийцев, которые веками перекрывали чужеземцам дорогу во фризские земли. Проклятый франк порушил и сжег Ирминсуль – Великий Дуб – Столб Мира, который многие сотни лет давал силу и благополучие всем окрестным землям. Наши поля скудеют. Наши жены больше не родят нам таких же крепких детей, как прежде, и все это из-за галдерей Мертвого Бога, которых привел с собой Карламан. Хвала Водану, что у людей с крестами не доходят руки до Спайкероога. Но это ненадолго. Рано или поздно они узнают и о Священном Троеручии и придут сюда…
Лицо фриза стало мрачнее тучи. Всякий, взглянувший в его глаза, догадался бы, сколь велика решимость фриза пасть в бою за свое святилище, но не дать его на поругание служителям Мертвого Бога.
– Наши старцы сказали, что Водан послал нам вас, чтобы отплатить за поругание наших святынь, – продолжил фризский форинг. – Возьми нас с собой, Гастинг, и ты увидишь всю силу нашего оружия. Мы поможем тебе разорить земли франков так, как они когда-то разоряли наши города и деревни. Мы вырвем руками сердце каждого, на чьей груди найдем крест. Мы отрежем их головы, привезем сюда и сложим у корней священных кленов. И тогда, приняв обильную жертву, духи Экстерштайна вновь обретут дом и вновь обретут прежнее могущество здесь, на Спайкерооге.
Шеппари озадаченно переглядывались. Одно дело – привычный грабеж. Нет для шёрёверна ничего понятнее разбоя. Спрыгнул с драккара, усмирил тех, кто осмелится встать против воинов Одина, и таскай из амбаров и погребов что приглянется. Собрал добычу, затащил на драккар фольков, сколько тот сможет поднять, – и в море. А тут эти фризы со своей Священной Местью, от которой у них глаза горят злее, чем у берсерков. Только у воинов Белого Пути взоры так распаляются перед боем да и от грибов, а у фризов они сияют от одной мысли о предстоящей сече. То ли они никогда на бранном поле лицом к врагу не стояли, то ли и правда отважны сверх меры. Все бы ничего, да слишком отважный иногда в походе бывает опаснее врага: ринется вперед без оглядки, строй порвет, крыло оголит.
– Что молчишь, Хрольф-мореход из рода Гастингов? – переминался с ноги на ногу фризский вожак.
Все взоры устремились на племянника Неистового Эрланда. Кое-кто из шеппарей затаил под усами улыбку. Дескать, любопытно, как бывший Потрошитель сумьских засек пройдет по этой тонкой жердочке промеж двух драккаров? Один неверный шаг, и холодные волны позора сойдутся над головой выскочки. Фризов на драккары звать – победу в походе подтачивать. Отказать храбрецам – все равно что назваться пособником Мертвого Бога Йоксы.
Хрольф закашлял, прочищая горло.
На Священные берега Троеручия пала промозглая тишина. Было слышно, как перекатывается по камешкам родниковая вода, а на песок выплескивается усмиренная длинным заливом морская волна.
– Скажи мне, фриз, – начал Гастинг надтреснутым голосом, – как, по-твоему, я должен взять твоих людей? Посадить на драккары? Так на каждом из них и так вдосталь руси, хольдов и берсерков. Можно принять еще человека по два. Как ты будешь из своей сотни двадцать человек отбирать? Одних возьмешь – другие обидятся…
Фриз потупился.
– Может быть, вы хотите на своих торговых ладьях и рыбацких лодках за драккарами угнаться? Так вы до Хавре доберетесь, когда мы уже будем добычу грузить…
Глаза фризского форинга сузились в щелки. Еще немного, и он даст волю своей обиде.
– Но и не взять вас с собой я тоже не могу, – упредил его гнев Хрольф. – Как говорят свеи: дурак мстит сразу, фольк никогда. А вы не дураки и, насколько я вижу, не фольки. Вы долго ждали подходящего дня для своей мести, и, возможно, он действительно настал. Ваша месть священна. Одноглазый Один не пускает на порог Валхалы того, кто не отомстил обидчику или хотя бы его роду. Как же мне быть? Скажи мне, форинг?