Каменный Кулак и мешок смерти
Шрифт:
– Что же ты не удержал их? – все-таки спросил Волькша.
Норманн долго молчал, точно соскребая со стенок братины остатки слов, но в конце концов ответил:
– Перед Одноглазым [148] каждому свой ответ держать.
Он повалился на свою подстилку, и не успел Годинович опомниться, как копейщик захрапел сладким предутренним храпом человека, который только что сбросил с души неподъемный камень.
А вот к Волькше сон не шел. Он с закрытыми глазами крутился на своем жестком ложе до сизых утренних сумерек. Пришли и повалились ловить остатки сна дружинники Хедебю, ходившие к овцам Юзуса, дважды сменились караульные, а Дрема все не приходила обнять Волкана. Парень лежал и беспробудно тосковал по своей возлюбленной Эрне… Она приходила к нему, обдавала запахом рыжих волос и лакомого тела, она клала голову ему на грудь и целовала на плече длинный шрам от ножа Кутца Бергертайлера. Но он не мог прижать ее, не мог ощутить тепло ее кожи, не мог… ничего не мог, кроме как маяться и не спать… опять не спать… пока серое забытье не поглотило Годиновича за мгновение до того, как кто-то потряс его за плечо.
148
Одноглазый – согласно легенде Один пожертвовал один свой глаз гиганту Мимиру за право испить из колодца мудрости.
Волькша открыл глаза и тут же закрыл, точно кто-то насыпал под веки соли.
– Кнутнев, – расслышал Волькша сиплый голос Хрольфа. – Варг, проснись. Надо поговорить.
Годинович размежил ресницы. Было по-прежнему темно. Даже кашевары еще не встали.
– Что случилось? – безрадостно спросил венед.
– Как быть с Кнубом?
Волькша открыл веки чуть шире и пристально посмотрел на шеппаря. В Фолькстон тот не ходил, но вид у него был потрепанный. Похоже, он тоже всю ночь не сомкнул глаз.
– А что с ним такое? – пробормотал Волькша.
– Ну как, – шептал Хрольф, на большее его голоса не хватало. – мы же вчера утром бились об заклад. Ну, ты помнишь! И я вроде как выиграл. Про заклад знали все. И сегодня мне надо стребовать с Кнуба проигрыш. Но он этого не потерпит. Я бы не потерпел, – сказал Гастинг не слишком уверенно. – Как быть, Варг?
– А почему ты у меня спрашиваешь? – удивился Волькша.
Племянник Неистового Эрланда только покачал головой: дескать, ты же и сам понимаешь, что больше мне спросить не у кого.
– Когда пойдешь требовать заклад, кликни меня, – обнадежил венед своего сторешеппаря. – Пошушукай мне на ухо чего хочешь, а я уж выкручусь. Идет?
Хрольф кивнул, хотя было видно, что он ожидал немедленного ответа. Но его у Волькши не нашлось, и венеду, и свею оставалось надеяться на то, что в решительный час Велес нашепчет Годиновичу нужные слова.
Вскоре зашевелились данны. Дружинники Кнуба переругивались, но вставали, как всегда, споро. Пришлось и шёрёвернам просыпаться. С тяжкими вздохами и черной бранью просыпались те, кто ночью развлекался. Но и те, кого вчерашняя гонка измотала до бесчувствия, чем и уберегла от соблазнов Фолькстона, чувствовали себя не лучше.
День еще только занимался.
Окрестные дома были все так же безлюдны.
На всхолмиях продолжали гореть тревожные костры. Любопытно, через какое время в город срамниц ворвется дружина саксонского конунга?
Так или иначе, но надо было поспешать. В своей силе варяги не сомневались, но путь их лежал в Хавре и биться с ратниками саксов они пока не собирались.
Данны первыми пробудились и первыми же стали грузиться на корабли. Шеппари ватаги смотрели на Хрольфа с вызовом. Все помнили вчерашний спор, и потребовать с Кнуба проигрыш было делом чести. Ярл Хедебю делал все, чтобы о нем думали как о весельчаке и зубоскале, но когда речь зайдет о том, что отныне свеоны станут погонять его дружинников, он мог и перемениться. Словом, у сына Снорри было над чем ломать голову всю ночь.
Подданные Харека Черепахи уже собирались сталкивать корабли в приливную волну, и Хрольфу оставалось либо позволить ему уплыть, а самому стать посмешищем своих соратников, либо призвать на помощь всю свою смелость и взыскать-таки заклад со второго человека в Даннмарке.
Когда Гастинг подошел к драккару Кнуба, тот встретил его без обычной улыбки. Хрольф уже хотел просипеть опасные слова сам, но Волька незаметно ткнул его в бок, и сторешеппарь поступил как было условлено. Он припал к уху венеда и долго шептал просьбы не подвести и не посрамить. Когда сын Снорри отпрял, Варг Кнутнев шагнул вперед и провозгласил так, чтобы слышали все варяги:
– Кнуб, ярл Хедебю, вчера прилюдно ты бился об заклад! Кнуб, ярл Хедебю, вчера прилюдно ты проиграл!
– Люди Гастинга поступили бесчестно! Его драккар перерезал нам путь! – грозно возразил Кнуб, ярл Хедебю.
– А честно ли поступил ты, когда отплыл раньше, чем свеоны могли изготовиться для плавания? – напомнил Годинович.
Шёрёверны одобрительно загомонили. Данны безмолвствовали.
– Ты признаешь, что свейские гребцы не хуже даннских? – вопросил Волкан.
– Признаю, – ответил толстяк.
Свеи заулюлюкали.
– Тогда и Хрольф Гастинг признает, что твой заклад не может быть принят! – прокричал Кнутнев.
Брови Кнуба поползли вверх и скрылись под обручем червленого шлема. Сын Снорри был удивлен не менее. Люди на драккарах, пришедших с Бирки, загудели, как потревоженный пчелиный улей.
– Ты, Кнуб, ярл Хедебю, спорил, что даннские ладьи опередят свейские по пути в Дюсвик. Так?
Толстяк кивнул.
– А затейник Ньёрд пригнал их в Фолькстон. И посему твой заклад не может быть принят, если только ты не захочешь его повторить и еще раз испытать судьбу и крепость своей руси.
Улыбка вернулась на краснощекое лицо Кнуба.
– Гастинг, ты мудрее, чем я думал! – крикнул он. – Я не буду повторять заклад. Но сегодня мы должны добраться до Хавре. Так что пусть твои люди поторапливаются!
Но упоминание о скором прибытии в Овсяный залив подстегнуло шёрёвернов похлеще любых истошных криков. Данны еще не успели выйти из залива Фолькстона, а ватага Хрольфа уже вовсю налегала на весла.
Наследник Кродерлингов
Еще никогда Ньёрд не был так благосклонен к варягам. Бог ветра раздувал их паруса так, что мачты гнулись, как молодые березки, а брасы и шкоты [149] пели, точно струны гуслей. Когда же русь вспенивала море могучими весельными взмахами, драккары и вовсе вылетали с гребня волны, точно санки с пригорка.
149
Брасы и шкоты – канаты, удерживающие мачту в вертикальном положении.
Из Фолькстона пошли строго на юг к землям франков. Где-то после полудня за левым бортом замаячил берег. Но ярл Хедебю продолжал гнать свои ладьи прямо на полуденное солнце. Мало-помалу берег сам стал приближаться к мореходам, словно бы выворачивая из-за горизонта им навстречу. Свеи уже закрутили головами, ожидая увидеть вдали пресловутый Овсяный залив, но тут данны начали забирать к западу и вскоре поплыли вдоль берега.
Кормчим пришлось нелегко. Ньёрд в отличие от подданных Харека Ленивого своего направления не поменял, и шеппари что было сил налегали на родерармы, дабы корабли не снесло на прибрежные скалы. Да и гребцам левого борта приходилось ломать спины намного сильнее, чем сидящим справа. В иное время Хрольф давно приказал бы убрать парус и двигаться на веслах. Однако нынче его дразнили даннские ладьи, продолжавшие идти прежним порядком. Оставалось только повторять мореходные уловки кормчих из Хедебю и молить Ньёрда, Аегира и жену его Рену о снисхождении.