Каменный пояс, 1977
Шрифт:
— Только не индивидуальным террором, — возразил Азиат, — это бесцельно и вредно!
Виктор Николаевич с удивлением взглянул на Мишенева.
— Это м-модная проповедь т-теперешних лидеров, зараженных диктаторством. Так г-говорит Мартов — умный и дальновидный политик…
— А может быть, Мартов оступился, заблуждается? — вскипел Герасим.
— Выходит, что ошибаются Плеханов, Аксельрод, Засулич.
— Ты ли это, Крохмаль?
— Фомин! — спокойно поправил Герасима Крохмаль, — Фо-омин!
— Я знал тебя по Уфе другим.
— Возможно. Время
Азиату было тяжело сознавать, что среди прежних товарищей появился инакомыслящий. Сейчас ему хотелось не бить его, товарища по борьбе, а сказать, — он заблуждается и может дорого заплатить за свою ошибку.
— Мы вместе начинали, Виктор Николаевич, — заметил Азиат, — не лезь в болото, утонешь.
Крохмаль рассмеялся мелким, деланным смешком.
— Тебе не хотелось бы встретиться с-с Юлием Осиповичем Мартовым?
— Нет!
— Очень жаль, — с искренним сожалением проговорил Крохмаль. — А ваш уфимец Хаустов иного мнения.
Азиат резко встал. С трудом верилось, что Валентин Иванович был иного мнения… Встреча с Крохмалем походила на дурной сон.
А Крохмаль барским жестом поднятой руки подозвал официанта и заказал кружку пива.
«Не хотелось бы встретиться с-с Юлием Осиповичем? — повторил про себя Азиат… — Хм… В свои сети тянет… Да, как он посмел?»
«Выходит, посмел, Герасим Михайлович, если изменил прежним своим убеждениям», — самому себе ответил Азиат.
Он попытался вспомнить все, что знал о Крохмале раньше, и получалось: знал-то уж не так мало.
Крохмаль появился в Уфе в начале 1898 года. Высланный сюда, он устроился на работу в губернское земское статистическое бюро. Энергичный по натуре и общительный, он быстро нащупал связи с другими ссыльными, развернул пропаганду марксизма в нелегальных кружках среди рабочих железнодорожных мастерских. С этого началась его активная роль в уфимской социал-демократической группе. Да, все так и было! В Уфе он познакомился с Крупской, встречался с Лениным…
В Киеве он входил в состав особой транспортной группы, которая налаживала переправу через границу «Искры». Но после провала арестованный Крохмаль, не успевший уничтожить записную книжку с адресами, потянул за собой почти всю транспортную группу искровцев и ряд других деятелей искровских комитетов в России. Удачно подготовленный побег, главными организаторами которого были Бауман и его жена О. П. Медведева (Санина), спас им жизнь. Они все до одного скрылись в заранее приготовленных местах, а потом через некоторое время благополучно прибыли в Женеву… «И все это теперь позади», — с горечью подумалось.
Герасим не заметил, как добрался до пригорода.
«Да, жаль, конечно, но единомышленниками становятся не по принуждению», — сказал себе Азиат.
И все же сознавать, что Крохмаль, товарищ по борьбе, становился идейным противником и пути их теперь резко расходятся, было тяжко.
10
Хорошее далеко слышно. Докатилась молва в Рудничное об усть-катавской лекарской помощнице — Карловне. И врачевала больных она ладно, и славилась как учителка, организовавшая рабочую школу, и волшебным фонарем чудо-картинки показывала. Она же создала драмкружок и устраивала молодежные вечеринки по воскресеньям. Словом, была Карловна душой в Усть-Катаве, а у доброй славы — большие крылья. Недаром молвится, человек по делу узнается. Называли ее в народе — «наша лекарша».
Прислушался Герасим Михайлович к этим разговорам и захотелось ему увидеть Карловну. Муж лекарской помощницы — Василий Наумович Емельянов — учительствовал в усть-катавской заводской школе. Время для поездки не сразу нашлось. Удобнее всего было съездить зимой. Шли тогда с Рудничного на Юрюзанский и Катавский заводы обозы с рудой. Да мешали занятия в школе. После николина дня, когда в мае прекращалась учеба, все оказывались занятыми на руднике, потом — на заготовке сена и дров для обжига руды. Так и не выбрался Мишенев в Усть-Катав.
Случай представился тем летом, когда на Шихан-горе собрались рудокопы. Как бы ненароком Митюха молвил:
— Понаведывался бы ты, Михалыч, в Усть-Катавский завод, разузнал, как дела у соседей. Ежели в руках дело горит — нам легче действовать.
Дмитрия Ивановича поддержали рудокопы.
— Карловну повстречаешь, низкий поклон передай.
— Може, новости какие узнаешь, женщина она приметливая.
— Поди, короб их. Катавцы-то ближе к губернии. А нам без правды не житье, а нытье, сам знаешь, умом пообносились.
Счастливый случай шел в руки Герасиму Михайловичу. И поездка в Усть-Катав состоялась.
Он легко разыскал Емельяновых. Поговорить было о чем и с Василием Наумовичем — ведь коллеги!
Пришла потом из больницы Карловна и незаметно нашла свое место в их мужском разговоре.
— В Рудничном отзываются о вас с большой похвалой и называют запросто — Карловной… — обратился к ней Мишенев.
Серые глаза Аделаиды Карловны смотрели на него сдержанно. И чувствовалось, что эта умная женщина прекрасно знает похвале цену.
Мишенев украдкой взглядывал на нее, любовался красивой внешностью, сравнивал с Анютой. Какой она будет в семейной жизни?
И словно угадав его мысли, Аделаида Карловна спросила:
— Вы еще не женаты?
— Холостяк я. Не устроен еще. Да и некогда, — искренне вырвалось у Мишенева.
— Надо, надо, Герасим Михайлович, — дружески посоветовал Василий Наумович, — а то в делах да хлопотах не заметишь, как молодость пролетит…
— Не пролетит. Попридержим. — Герасим рассмеялся. Было легко — просто сидеть за столом, пить чай и непринужденно беседовать с приветливыми людьми о жизни.