Каменный пояс, 1989
Шрифт:
В армии Юра не служил: они тогда с Игорьком стали немного покалываться, но Игоря все-таки призвали, а Юру отправили в психушку.
Юра окончил курсы официантов и до недавнего времени работал в лучшем ресторане города, потом перешел в этот, куда устроился после армии Игорь. Два месяца назад его за обсчет перевели в сторожа. Какой из Юры «обсчитывальщик», можно судить по тому, что джинсы на нем были самодельные. Официанты самопала не носят! И увольняют не тех, кто обсчитывает, а тех — кто «не умеет работать», пользуясь специальной терминологией, пояснил Игорь.
На Тане он был женат уже около года. Сначала так, приютил ее — она ведь с виду такая веселая, а
Наутро Боря не испытал обычного после бурных вечерушек ощущения нелепости прожитого, постыдности собственного поведения и горячего, несоразмерно откровенного общения, когда в результате хочется соскрести с себя грязь, отмыться делами хорошими, жить чисто. А первое, что пришло ему на ум, заставив с содроганием биться сердце и выкручивая мозги, это Юрина фраза: «А хочешь, я кое-что скажу про твою…» Как же Боря дал такого маху! Не расспросил исподволь, не выведал, когда на улице стояли и говорили по душам! Сначала проделикатничал, не хотел унижаться, оправдывал Юрины слова особенностями его психики, потом из головы вылетело! Занялся, видите ли, ранимой душой… Дундук! Он же, Юра, в театральный поступал, наверняка, и по сей день интересуется театром, по крайней мере жизнью артистов… Слышал что-то, хотя, конечно, какие только слухи про актеров не ходят…
День минул, неделя, Боря приглядывался пристально к жене, задавал иногда наводящие и провокационные вопросы, но прямого разговора не заводил — понимал, насколько это дело бесполезное. Однако и жить с висящей над головой, словно лезвие топора, фразой: «Хочешь, я про твою…» — тоже было невпроворот.
Заскочил один раз в ресторан, надеясь на встречу как бы невзначай и специально для этого заняв червонец, ибо сразу после посещения вышеуказанного заведения им с женой и рослой восьмилетней дочерью в самом буквальном смысле пришлось перейти на сухари, благо — заранее насушенные. Ни Юры за столиком, ни официанта Игоря в зале не было — попал не в смену. Однако червонец он все-таки истратил, оправдывая себя томленьем души и накопившейся в ней тяжестью. После чего сдержаться Боря не смог. Потребовал от жены ответа.
— Откуда я знаю, почему он так сказал! — восклицала та, как и должно, с возмущением. — Я этого Юру в глаза никогда раньше не видела! У него бы и спрашивал!
— И спрошу!
— И спроси!.. А я тебе и так могу сказать, что за его девахой ты приударил!..
Боря еще раз в ресторан наведался, высчитав смену, днем — опять нет. «Игоря сегодня не будет, — с какой-то уничтожающей любезностью отвечала метрдотель. — И Юры тоже не будет…»
— А когда они будут?
— Игорь должен быть в следующую смену, послезавтра, а Юры больше не будет совсем.
Боря кивнул, поняв по тону, что Юру рассчитали окончательно. Не угодил. И почему-то подумал про себя: водкой, наверное, ночами торговал…
— Видел я Юру… — начал Боря исподволь, когда вернулся домой.
— Ну и что он тебе интересного сказал?.. — проговорила жена небрежно и отвернулась, словно бы не нуждаясь в ответе. А Боре почудилось: хитрит, глаза прячет!
— Странно складывается наша жизнь, — продолжает он неопределенно. — Я радуюсь, что приезжий режиссер сразу заметил мою жену и пригласил на главную роль!.. А она, оказывается, к нему в гостиницу, в «нумера» к нему бегала…
— Я к нему по делу заходила! — вспыхнула жена и круто развернулась. — По делу! Выяснить сверхзадачу! Он сверхзадачу неясно поставил!
— Сверхзадачу?! — сорвавшимся голосом возопил драматический актер, никак не ожидавший от жены такого ответа и успев на миг вспомнить о доверчивости Отелло. — Сверхзадачу он тебе не так поставил?! А в номере — он ее поставил как надо?!
Разделились: Боря взял только несколько книжек и переселился на кухню. А денька через два, подзаняв еще денег, устроил на весь театр «сквозное действие» с молоденькой костюмершей. Тогда и довелось встретить Игоря.
— Как твой дружок поживает? — спросил он его с той натужной непринужденностью, с какой обычно говорят с официантами и таксистами.
И лицо парня стало меняться…
Ровно через неделю, как высчитал Борис, после того совместного их сидения в ресторане на троицу, Юры уже не было в живых.
Накануне случившегося Юра пришел на дежурство, был обычен, и даже Игорь, знавший его как себя, ничего не заподозрил худого, когда он снял с пальца обручальное кольцо и кинул на тарелочку… Кольцо как-то очень долго каталось по кругу, потом прыгало со звоном с боку на бок, пока не остановилось окончательно. «Пусть будет у тебя», — сказал. Игорь решил, что друг, наверное, немного повздорил с женой и теперь неприятно иметь колечко при себе… Юра принял дежурство, закрыл изнутри центральный вход в ресторан и, видимо скоро, вышел из ресторана через служебную дверь.
Таня среди ночи вошла в ванную и увидела — муж в брюках и рубашке сидел в ванне, неестественно выпрямив и вытянув спину, уронив голову на грудь. От шеи к трубе уходил небольшой шнурок, из вен на руках еще сочилась кровь… На стене было выцарапано крупными неровными буквами:
«Не могу жить из-за Тани и отца».
Слушал Боря Игоря, скорбела живая душа актера, западал все более в нее образ Юры — юный, красивый, ироничный… и словно бы затравленный. Проникала в самое нутро его незащищенность, и уходили силы.
Что ты хотел доказать, Юра?! Кому? Думал, наверное, что накажет своей смертью отца и жену на всю жизнь… Или уж ничего этого не думал, а просто не мог жить, и все?..
Выходит, при всей испорченности, ранней затасканности, была душа твоя чиста! Не могла она принять измены жены, сладострастного кощунства отца… Не могла жить в безверии. Иначе не полез бы в петлю, махнул бы на все рукой, а то бы еще и на машине разъезжал, купленной батей… Другое дело — силы не было. Не было силы противостоять. Откуда ей взяться, силе-то? От отца-батюшки? У него, как рассказал Игорь, еще два сына есть — оба по тюрьмам. Вернутся, продолжал Игорь, отца могут запросто за Юрку «кончить». Они оба, особенно самый старший, в младшем брате души не чаяли, в письмах отцу наказывали: береги Юрку, у нас жизнь косо пошла, пусть хоть он живет как человек… Отец по-своему сильный — и Татьяну он взял по известному праву сильного, перешагнув через родного сына.
Не могла придать силушки богатырской, разбудить, раззадорить ее своей любовью и жена, краса ненаглядная, которая, как сказка сказывает, должна, когда надо, уметь и лягушкой-квакушкой быть, а когда надо — обернуться Василисой Прекрасной, Василисой Премудрой, ковер соткать за ночь, пирог испечь, в хороводе на диво всем пройтись, а потребуется — оказаться за тридевять земель, чтобы непутевый ее Иванушка-дурачок отправился преодолевать пути-расстояния, совершая дела добрые, подвиги молодецкие, набираясь ума-разума…