Каменный пояс, 1989
Шрифт:
Двух месяцев зарплата —
Веселенький роман.
Юрий Жук
ПОЛЕ
Красотою своею и щедростью
С детства дорого, поле, ты мне,
С материнскою лаской и нежностью
Будишь сердце мое по весне.
Перелески твои, словно девицы,
На свиданье со мною спешат.
По
Трав душистых хмельной аромат!
Ты в сражениях, русское полюшко,
Вдохновляло на подвиг солдат,
Лихолетное горькое горюшко
Отступало от дома назад…
Ой ты, русское поле безбрежное,
Что ты колосом буйным шумишь?
Иль сказать что-то хочешь мне нежное,
Или тайну поведать спешишь?
Василий Уланов
БОБЕР И КРОТ
Басня
Бобер к реке таскал с упорством редким
ветки.
У берега в воде он строил дом
ладом.
И дело шло к концу,
Бобру ведь не к лицу
тянуть тянучку, время-то не ждет,
да и Бобриха медлить не дает.
Старается и трудится он споро,
кабы не заслужить укора,
и тут его и встретил Крот.
Почувствовал Бобра он всею кожей.
— Так это ты, дружище,
таскаешь корневища?
— Да, это я, похоже,
достроить тороплюсь жилище.
— Всего одно?!
— Всего одно.
Пока его не слажу,
другому не подлажу,
уж так у нас, бобров, заведено.
— А я земли изрыл…
аж выбился из сил.
Все норы про запас копаю,
чтоб пригодились к будущему маю.
Захохотал Бобер: — Ну и глупец ты, Крот.
Весной все норы талицей зальет,
зря на заделы силу убиваешь…
Таких вот и строителей встречаешь.
Дмитрий Кондрашов
* * *
Художник Босх Иероним
был ироничен и раним.
Фан-тас-ма-… горек дым времен,
переменившихся при нем.
Возможно, если бы не дым,
он был бы ясным. Но — другим…
ЛОРЕЛЕЯ
(из Генриха Гейне)
Ах, было б разгадано кем-то
уныние мое!..
Минувших веков легенда, —
я должен помнить ее.
Стемнело. Холод — заметней.
Над Рейном — тишина.
Вершина зарей последней
еще освещена.
То дева — ах, как нездешне! —
нисходит на утес
в своей золотой одежде,
в сиянье светлых волос.
Поет она, волосы гребнем
златым перехватив;
прекрасная песня крепнет,
и властно звучит мотив.
Плывущий в непрочном челне
не видит подводных гор;
безумной тоской наполнен
к вершине прикованный взор.
Я знаю, что будет: и судно
пойдет ко дну, и пловец;
и то, что звучало чудно,
ускорит их конец.
ЧАСТНОЕ ПИСЬМО ВТОРОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВЕКА
Посвящается Вл. Высоцкому
«…засим
передавайте матушке поклоны
и всей семье. Да, кстати, я на днях
читал пиитов: возрастов преклонных,
надежды подающий молодняк
и классиков. И вот какая штука!
Печально, но приходится признать:
с поэзией у нас сегодня туго.
Немногих Аполлон сумел призвать
«к священной жертве». Догадайтесь сами,
кто был тому признанию виной;
могу его цитировать часами,
что не случалось ранее со мной.
…Вчера я видел Д.***. После болезни
пока он недостаточно окреп,
но вновь прекрасен. А всего прелестней —
скорбь на лице и этот черный креп.
… Я написал пиесу, но в журнал
отдать, увы, не позволяет титул.
Как знать — и я бы лавры пожинал,
как нынче пожинает Бенедиктов!
А если бы не он, один лишь П.***,
вне всякого сомненья, был бы первый
в той пестрой литераторской толпе,
которая порой роняет перлы.
Моей библиотеки достоянье
когда-нибудь расскажет Вам о том,
во что мне обошелся каждый том
бесценного посмертного собранья.
Его тома — ценителю отрада.
А списки — чепуха и чехарда,
на белый свет извечная досада,
известная российская хандра!
Я не пойму, за что он был в опале,
Я сам читал — сомнения отпали:
он был нервозен, и ему его
с годами изменяло мастерство.
Я Вам когда-то вроде говорил:
он не извлек ни пользы, ни урока,
когда к жене сам царь благоволил…
И — нет теперь в Отечестве пророка!
…Приелось дома все. Увы, поверьте,
я не был никогда столь одинок.
А на дворе — такой ужасный ветер: