Каменный убийца
Шрифт:
– Оставайтесь здесь.
– Арман… – начала было Рейн-Мари, но замолчала, увидев его поднятую руку.
Он побежал по лестнице и вскоре исчез за поворотом.
Голая лампочка раскачивалась из стороны в сторону. В ее тусклом свете плавала пыль и виднелась паутина, свисающая с балок. Здесь пахло пауками. Гамаш заставил себя остановиться и прислушаться. Но не услышал ничего, кроме биения собственного сердца. Он сделал шаг, доски под его ногой заскрипели. У него за спиной раздался еще один вопль. Он развернулся и бросился в темную комнату, встал там, пригнувшись, готовый
На него смотрели сотни глаз. Потом он увидел голову. И еще одну. Глаза смотрели на него с отсеченных голов. И пока его мечущийся ум фиксировал это, что-то бросилось на него из угла и чуть не сбило с ног.
Бин. Ребенок, зарыдав, вцепился в него, маленькие пальцы впились в ногу Гамаша. Он освободился из хватки и крепко прижал к себе дрожащее тельце.
– Что случилось? Тут есть кто-то еще? Бин, скажи мне.
– Ч-ч-чудовища. – Глаза ребенка расширились от ужаса. – Нам нужно бежать отсюда. Пожа-а-а-алуйста!
Гамаш поднял ребенка на руки, но тот вскрикнул, словно его ошпарили, и принялся выворачиваться из его рук. Тогда он опустил его на пол, взял маленькую ладошку в свою, и вместе они побежали к лестнице и вниз. Там уже собралась толпа.
– Опять вы! Что вы сделали с моим ребенком на этот раз? – спросила Мариана, прижимая к себе трясущееся в рыданиях дитя.
– Что, чучела? – спросила мадам Дюбуа.
Гамаш кивнул. Старушка нагнулась и положила морщинистую руку на маленькую спину, содрогающуюся в рыданиях.
– Извини, Бин. Это моя вина. Это всего лишь украшения. Головы животных. Кто-то застрелил их много лет назад, а потом сделал из них чучела. Я понимаю, они могут напугать, но повредить тебе они не в состоянии.
– Конечно, они тебе ничего не сделают. – К спине ребенка прикоснулась еще одна морщинистая рука, и спина напряглась. – Хватит слез, Бин. Мадам Дюбуа все тебе объяснила. Ты ничего не хочешь сказать?
– Merci, Madame Dubois, – послышался приглушенный голос.
– Нет, Бин, извинись за то, что ходишь туда, куда не имеешь права ходить. Ты уже большой человечек, чтобы понимать это.
– Non, ce n’est pas n'ecessaire, [41] – возразила мадам Дюбуа, но было ясно, что никто никуда не уйдет, пока ребенок не извинится за то, что испугался до полусмерти.
Так оно в конечном счете и случилось.
Все вернулись в нормальное состояние, и через несколько минут Гамаши уселись в свои плетеные кресла-качалки на крыльце. В дождливом солнечном дне было что-то умиротворяющее. После ужасной жары и влажности шел мягкий, ровный, освежающий дождь. Озеро было серым, и на его поверхности виднелись маленькие бурунчики. Рейн-Мари отгадывала кроссворд, а Гамаш смотрел вдаль и слушал, как дождь монотонно молотит по крыше, падает на траву с деревьев. Издалека доносились крики белошейной воробьиной овсянки и вороны. Или ворона? Гамаш плохо разбирался в птичьих криках. Разве что гагару узнавал. Но этот крик не принадлежал ни одной из птиц, которых он когда-либо слышал.
41
В этом нет необходимости (фр.).
Он наклонил голову и прислушался внимательнее. Потом встал.
Это был не птичий крик. Это был вопль, визг.
– Опять Бин, – сказала Сандра, выходя на крыльцо.
– Ребенку нужно внимание, – заметил Томас из Большого зала.
Проигнорировав их, Гамаш вышел в коридор и столкнулся там с чадом Марианы.
– Так это не ты? – спросил он, хотя и знал ответ, подтвержденный недоуменным взглядом.
Они услышали новый крик, на этот раз еще более истерический.
– Боже мой, что это такое? – У дверей кухни появился Пьер, взглянул на ребенка, затем на Гамаша.
– Это снаружи, – сказала Рейн-Мари.
Гамаш и метрдотель поспешили под дождь, даже зонты не потрудились взять.
– Я пойду сюда! – прокричал Пьер, показывая на домики персонала.
– Нет, постойте, – сказал Гамаш.
Он снова поднял руку, и Пьер остановился на месте. Пьер понимал: этот человек умеет отдавать приказы и знает, что они будут выполнены. Они замерли чуть ли не на целую вечность, дождь струился по их лицам, промокшая одежда прилипала к телу.
Криков больше не было слышно. Но через мгновение Гамаш услышал кое-что еще.
– Сюда.
Длинные ноги легко несли его по выложенной плитняком дорожке и потом вокруг старого дома, где земля после дождя превратилась в месиво. Пьер шел следом, скользя и разбрызгивая воду.
Посреди лужайки на влажной траве стояла садовница Коллин, прижав руки к мокрому лицу. Она плакала, и он подумал, что ее ужалили осы, но, подойдя ближе, увидел ее глаза. Остекленевшие, испуганные.
Он проследил за ее взглядом и тоже увидел. Увидел то, что должен был заметить, как только завернул за угол дома.
Статуя Чарльза Морроу сделала свой неуверенный шаг. Громадный каменный человек покинул пьедестал и теперь лежал на земле, погрузившись в напитанную влагой землю, но не так глубоко, как мог бы. Что-то помешало его падению. Под ним, едва видимая, лежала его дочь Джулия.
Глава десятая
Метрдотель замер на месте.
– Боже мой! – выдохнул он.
Гамаш взглянул на Коллин, окаменевшую почище Чарльза Морроу. Она закрыла лицо руками, и ее выпученные голубые глаза поблескивали между мокрыми от дождя пальцами.
– Уходите, – мягко, но непререкаемо сказал Гамаш, встав между ней и ужасной сценой.
Губы ее шевельнулись, но она не смогла произнести ни слова. Он наклонился к ней и услышал:
– Помогите…
– Все в порядке, мы здесь, – сказал он, перехватив взгляд Пьера.
– Коллин… – Метрдотель положил пальцы на ее руку.
Глаза ее моргнули и перефокусировались.
– Помогите. Мы должны ей помочь.
– Мы поможем, – утешительно сказал Гамаш.
Вместе с метрдотелем он провел ее под дождем к задней двери, ведущей в кухню.