Каменный убийца
Шрифт:
– Он сказал Джулии, что мы разговаривали о мужских туалетах, – напомнил Гамаш.
– Так оно и было? – удивилась Лакост.
– Это имеет какое-то значение? – спросил Бовуар. – Мужские, женские – какая разница?
– Тех, кто так думает, иногда арестовывают, – пошутила Лакост.
– Для них, кажется, это было важно, – сказал Гамаш. – Мы не уточняли. Просто общественные туалеты.
На несколько секунд в библиотеке воцарилось молчание.
– Мужские туалеты? – Лакост свела брови, задумавшись. – И Джулия из-за этого взорвалась? Не понимаю. Мне эта тема кажется довольно
Гамаш кивнул:
– Согласен, но на деле было не так. Нам нужно выяснить, почему Джулия так прореагировала.
– Я выясню, – сказала Лакост, когда они снова сели.
– Наверно, нужно высечь это на камне, чтобы ты не забыла, – заметил Бовуар. – Впрочем, я, кажется, видел где-то здесь папирус.
– Ты опрашивала персонал, – сказал Гамаш, обращаясь к Лакост. – Вечер был жаркий. Может, кто-нибудь из них убегал искупаться?
– И видел что-то? Я спрашивала – никто не признался.
Гамаш кивнул. Это беспокоило его больше всего: что кто-нибудь из молодого персонала мог видеть что-то и либо боялся, либо не хотел говорить об этом. Или собирался сделать с этой информацией какую-нибудь глупость. Гамаш предупредил их, что это опасно, но он знал: молодые мозги не воспринимают советы или предупреждения.
– Осиного гнезда около места убийства не обнаружилось?
– Ничего похожего, – ответила Лакост. – Но я всех предупредила. Пока никаких проблем. Может быть, они утонули в грозу. Зато я нашла кое-что интересное, обыскивая гостевые комнаты. В номере Джулии Мартин.
Она встала и принесла пачку писем, перевязанных потрепанной бархатной ленточкой желтого цвета.
– Отпечатки пальцев с них сняли, можете не беспокоиться, – сказала она, увидев, что шеф опасается брать пачку. – Они были в прикроватной тумбочке. А еще я нашла вот это.
Она извлекла из конверта два помятых фирменных листка «Охотничьей усадьбы».
– Грязные, – сказал Гамаш, взяв их в руки. – Они тоже были в тумбочке?
– Нет, лежали на каминной решетке. Она свернула их в комок и бросила туда.
– В жаркий вечер, когда камины не топятся? Почему просто не выбросить в мусорную корзину? В комнате была корзина?
– Да. Она выбросила туда пластиковый мешок из химчистки.
Гамаш разровнял оба листка и прочел написанное, попивая красное вино.
С удовольствием вспоминаю наш разговор. Спасибо. Это помогло.
И на другом листке:
Спасибо за доброту. Я знаю: то, о чем было мною сказано, никуда дальше не пойдет. Иначе мне могут грозить крупные неприятности!
Это было написано печатными буквами.
– Я отправила копию на почерковедческий анализ, но буквы тут печатные. Это, конечно, затрудняет экспертизу, – сказала Лакост.
Когда принесли основное блюдо, старший инспектор накрыл листки льняной салфеткой. Омар для него, filet mignon [66] для Бовуара и прекрасно приготовленная камбала для Лакост.
– И что, эти два послания написаны одной рукой? – спросил Гамаш.
Бовуар и Лакост переглянулись,
66
Филе-миньон, стейк из вырезки (фр.).
– Oui, – ответил Бовуар, заправляя в рот первый кусочек стейка.
Он представил, как шеф-повар Вероника обрабатывала это мясо, приправляла беарнским соусом. Знала, что это он заказал.
– Замечательная кухня, – сказал Гамаш официанту, когда тот несколько минут спустя убирал тарелки и подавал поднос с сырами. – Интересно знать, где училась шеф-повар Вероника.
Бовуар насторожился.
– Нигде она не училась. По крайней мере, формально, – сказала агент Лакост, улыбаясь официанту, которого она опрашивала в связи с убийством всего несколько часов назад. – Я говорила с ней сегодня. Ей шестьдесят один год. Формально она нигде не училась, но переняла рецепты у своей матери. И еще немного путешествовала.
– Никогда не была замужем? – спросил Гамаш.
– Угу. Приехала сюда, когда ей было под сорок. Почти полжизни здесь провела. Но это не все. Есть еще и мое ощущение.
– Какое? – спросил Гамаш.
Он доверял чувствам агента Лакост.
Бовуар ее чувствам не доверял. Он и своим-то не доверял.
– Вы знаете, что в закрытых человеческих сообществах, например в школах-интернатах, монастырях, среди военных, где люди живут и работают в замкнутом пространстве, события происходят и оцениваются не так, как в большом мире?
Гамаш откинулся на спинку стула и кивнул.
– Эти ребята приезжают сюда на несколько недель, может быть, месяцев. Но взрослые живут здесь годами, десятилетиями. Их всего трое. А годы идут и идут.
– Ты это о чем? О человеческой совместимости? – спросил Бовуар, которому не нравилось то, к чему эти рассуждения могли привести.
Гамаш взглянул на него, но промолчал.
– Я хочу сказать, что с людьми, которые много лет живут на берегу озера, случаются странные вещи. Ведь это охотничий домик, пусть и большой, пусть и великолепный. Но он все равно изолирован от мира.
Навидались дел, кто денег хотел, Кто золото здесь искал. [67]Они посмотрели на Гамаша. Когда шеф начинал цитировать стихи, это редко проясняло ситуацию для Бовуара.
– «Навидались дел»? – повторила Лакост, которая обычно любила слушать стихотворные цитаты из уст шефа.
– Это я соглашался с тобой, – улыбнулся Гамаш. – Как и Роберт Сервис. Странные дела творятся на берегах озер в глуши. Странные дела творились здесь прошлой ночью.
67
Строки из стихотворения «Кремация Сэма Макги» англоканадского поэта Роберта Уильяма Сервиса, получившего прозвище «бард Юкона». Перевод Евгения Витковского.