Каменный убийца
Шрифт:
– Что ж, Мария, царица мира, [57] вас ждет развлечение. Через несколько дней мы празднуем День Канады на деревенском лугу, и мы присовокупим к этому исполнение чечетки. Я вас записал.
– Пожалуйста, возьми меня назад, туда, где убийца, – прошептала Рейн-Мари на ухо мужу, целуясь с ним на прощание у машины несколько минут спустя.
От Армана привычно пахло розовой водой и сандаловым деревом. Машина тронулась, и Рейн-Мари помахала ему, все еще оставаясь в мире этого запаха, в мире комфорта, доброты и спокойствия,
57
Имя Рейн-Мари (Reine-Marie) в переводе с французского означает «царица Мария».
Старший инспектор Гамаш вошел в здание Квебекской полиции в Шербруке и назвал себя дежурному.
– Не могли бы вы показать, где у вас хранятся вещдоки?
Полицейский вскочил из-за стола:
– Да, сэр. К статуе – туда.
Они проследовали за ним через все помещение в большой гараж. Чарльз Морроу стоял у стены, словно заказывая громадную порцию выпивки. На стуле перед статуей сидел полицейский, назначенный для охраны.
– Я подумал, что лучше выставить охрану, чтобы никто тут ничего не подменил. Я знаю, вы отобрали образцы крови и земли. Мы отправили их курьером в лабораторию, но я на всякий случай взял еще.
– Вы очень обстоятельны, – сказал Гамаш.
Стук их каблуков по бетону гулким эхом разносился по гаражу. У Гамаша создалось впечатление, будто Чарльз Морроу ждет их.
Он кивнул полицейскому, охраняющему статую, и отпустил его, потом приложил руку к каменному туловищу, сам не зная, что он рассчитывает ощутить. Может быть, слабый пульс.
Гамаш и в самом деле почувствовал что-то неожиданное. Он переместил руку в другое место, на локоть Морроу, и потер его.
– Жан Ги, посмотри-ка.
Бовуар подошел ближе:
– Куда?
– Потрогай.
Бовуар положил пальцы туда, где только что была рука его шефа. Он предполагал ощутить холодок камня, но почувствовал тепло, словно Чарльз Морроу, этот скряга, забрал тепло Гамаша.
Но Бовуар ощутил и кое-что еще. Нахмурившись, он переместил руку на туловище Морроу и погладил его. Потом подался еще ближе к статуе, почти уткнувшись в нее носом.
– Это не камень, – таково было его заключение.
– Я тоже так думаю, – сказал Гамаш, отступив от статуи.
Статуя была серой. В одних местах темно-серой, в других – светло-серой. А поверхность была слегка неровной. Поначалу Гамаш подумал, что скульптору удалось каким-то образом добиться этого эффекта, но, потрогав статую и приглядевшись к ней внимательнее, он понял, что это свойство присуще самому материалу. Неровности, напоминающие неровности кожи, были частью того, из чего изваяли эту статую. Словно взяли человека гигантских размеров, а потом превратили его в камень.
– Что это? Из чего его высекли?
– Не знаю, – сказал Гамаш, часто повторявший эти два слова во время текущего расследования.
Он заглянул в лицо Чарльза Морроу. Потом отступил еще на шаг.
На лице все еще оставалась земля и стебли травы. Статуя напоминала выкопанного из земли покойника. Но лицо
Если воспринимать его по частям, то он производил впечатление мрачного, нетерпеливого, алчного и явно нуждающегося в защите человека.
Но в целом у Гамаша создалось совершенно противоположное ощущение. Сумма отдельных частей говорила о томлении, печали, смирении вперемешку с решимостью. То же самое он испытал, когда со статуи упало покрывало и он впервые увидел ее. А сейчас Гамашу показалось, что он находится в знакомом саду в Париже.
Если большинство туристов спешили в Лувр, Тюильри, к Эйфелевой башне, то Арман Гамаш направлялся в тихий дворик за маленьким музеем.
И там он отдавал дань уважения людям, давно оставившим этот мир.
Это был музей Огюста Родена. Гамаш шел смотреть «Граждан Кале». [58]
– Эта статуя тебе ничего не напоминает?
– Ужастики. Вид у него такой, будто он вот-вот оживет, – сказал Бовуар.
Гамаш улыбнулся. В этой статуе было что-то неземное. И как ни крути, на ее счету уже была одна жизнь.
– Ты когда-нибудь слышал про «Les Bourgeois de Calais» – «Граждан Кале»?
Бовуар сделал вид, что задумался.
58
«Граждане Кале» – бронзовая скульптура Огюста Родена, посвященная одному из эпизодов Столетней войны.
– Non.
У него возникло предчувствие, что сейчас ему расскажут. Что ж, это лучше, чем поэтические цитаты. По крайней мере, пока что шеф ничего не собирался цитировать.
– Эта статуя напоминает мне «Граждан Кале». – Гамаш отступил еще на шаг. – Это работа Огюста Родена. Она стоит в Музее Родена в Париже. Но копия есть у Музея изящных искусств в Монреале, если захочешь посмотреть.
Бовуар воспринял это как шутку.
– Роден жил лет сто назад, но история про граждан Кале относится к временам более далеким – к тысяча триста сорок седьмому году.
Бовуар стал внимательно слушать. Низкий, вдумчивый голос звучал так, будто Гамаш пересказывает легенду, и Бовуар живо представлял, как разворачиваются события.
Порт Кале почти семьсот лет назад. Деловой, богатый, стратегически важный город. Самый разгар Столетней войны между французами и англичанами, хотя тогда эта война так не называлась. Она была просто войной. Кале был важным французским портом, и его осадила сильная армия английского короля Эдуарда III. Горожане держали оборону, уверенные, что к ним на выручку придет Филипп VI, король Франции. Но проходили дни, недели, месяцы, и надежда на спасение таяла. К воротам осажденного города подступил голод, ворвался внутрь и проник в дома горожан. Но они продолжали сражаться, надеясь на спасение. На то, что их не забудут, не бросят в беде.